Здравствуйте всем и добро пожаловать, о избранные, открывшие сокровищницу тайн "Обезглавленного древа"! :-)

Когда я начала писать эту книгу в 2013г., она выглядела совершенно иначе, нежели сейчас. Читать ее не мог никто, так она была плохо написана. Мне пришлось произвести изрядную вивисекцию прежде, чем она стала тем, чем стала.

Но я сохранила все выброшенные отрывки на случай... ну, может, как раз на такой случай, как сегодня? ;-)

Надеюсь, вам будет интересно заглянуть в закулисье создания "Древа" и вы поразитесь, насколько много в книге было всякой ерунды лишних описаний, сцен и даже персонажей.

Итак, приступим!


Начало номер 1 :))

У первой части "Древа" было аж целых три варианта начала (то, что вы читали - четвертый). Это - вы не поверите - самый первый вариант, написанный в сентябре 2013г. Тогда у Айка и Эйвора еще была тетя по имени Бет, не удивляйтесь :))

Авторская орфография, пунктуация и стиль сохранены в полном объеме :))


- Айк! Эй, Айк! Ты где?
В кустах страшно зашумело, точно целый вооруженный отряд шел напролом, нещадно стуча мечами и копьями по стволам.
Айкен Райни, худенький паренек лет семи, невольно улыбнулся и ещё ниже пригнулся к воде, стараясь слиться с прибрежными зарослями камыша и кустарником. Он знал, что это почти бесполезно, да и не собирался особенно скрываться, но соблазн был слишком велик. Выскочить из укромного угла и напугать – эту привычку вся семья Айка пыталась искоренить в нем уже не первый год.
- Айк? – неуверенно произнес детский голос почти над головой Айкена, - Всемогущий, ну неужели опять…ай!! – тонкие пальцы внезапно сомкнулись на лодыжке говорившего, заставив его подпрыгнуть. Вслед за пальцами из камышей показалась тонкая рука, а затем и веселая мордашка удачливого охотника. Впрочем, он почти сразу же отпустил ногу своей жертвы и поднялся во весь рост. На него с невыразимой обидой смотрел такой же как он, худенький мальчик, темноволосый, с темными бархатными глазами – в чертах его лица, ещё хранящих отзвук испуга, хорошо просматривалось фамильное сходство с его визави.
- Айк, я же просил тебя больше так не делать! Ты пугаешь меня до смерти этими своими штуками!
- Ну прости, Эйви, я просто не удержался, - покаянно произнес Айк и обнял брата за плечи, - извини, правда!
- Что ты делал здесь так долго? – всё ещё хмурясь, темноглазый мальчик окинул взглядом озеро. Был самый жаркий час летнего дня; величественные облака плыли по раскаленному небу и отражались в светлой воде, чуть подернутой легкой рябью.
Айк в ответ улыбнулся и спрыгнул обратно на плоский камень, лежащий почти вровень с поверхностью воды.
- Смотри! – он присел на корточки и нетерпеливым жестом пригласил брата последовать его примеру.
Озеро было не очень большим – не более пятидесяти метров в ширину и вдвое больше в длину – берега его сплошь заросли чащобником, камышом и могучими, старыми ивами. Вода у самого берега была тягостно неподвижна, на ней густой пленкой лежала желтовато-зеленая пыльца, ряска и мелкий мусор.
- Ты опять меня разыгрываешь, Айк, - с укором произнес темноглазый Эйви и сделал движение, чтобы подняться, - не валяй дурака, здесь ничего нет!
- Смотри! – повторил Айк и протянул руку над водой, - вглядись повнимательнее! Видишь, как движется?
Вода лишь на первый взгляд казалась совершенно неподвижной – при близком рассмотрении было видно, как легчайшие её токи перемещают слои пыльцы, создавая причудливые узоры – они складывались, перемешивались, проникая один в другой, и каждый миг создавая что-то новое, что было обречено секунду спустя рассыпаться. Это напоминало игру облаков с тенями и светом, смотреть на которую человечеству никогда не надоедает.
- Это…красиво. Правда? – выдохнул Айк, упираясь подбородком в острые колени. Карие глаза его в отраженном от воды свете сияли, как темный янтарь, пронизанный солнцем, и вся его чумазая, исцарапанная мордашка внезапно словно озарилась внутренним светом, и на ней появилось выражение какого-то странного, бездумного счастья, какое часто можно видеть у собак, сладко спящих на солнышке.
Эйви – полное имя его было Эйвор, но так его почти никто и никогда не называл – улыбаясь, смотрел на старшего брата. Они были погодками – мальчишески-худенькие, стройные и светлокожие, с одинаково простыми, добрыми лицами – омраченными, впрочем, легкой тенью печали, столь странной для их юного возраста. Простота и неприглядность этих лиц и бедность одежды словно бы компенсировалась удивительной красотой волос, одинаково густых и пышных у обоих братьев –только у Эйвора они были более тонкими, темными и легкими, а у Айкена струились мощными темно-каштановыми потоками и хвост, в который он собирал их для удобства, был по толщине почти равен запястью своего обладателя.
С внезапным вздохом Айк очнулся от своей грезы и, встретив понимающий взгляд брата, улыбнулся в ответ.
- Пора идти. Мама будет волноваться.
Они вскарабкались на крутой берег и двинулись по лесу в полном молчании. Это была та разновидность комфортного молчания, которым люди, достигшие полного взаимопонимания и симпатии, никогда не тяготятся.
Внезапный резкий шорох в кустах привлек внимание Эйвора.
- Погоди! – остановил он Айка и оба замерли, прислушиваясь. Затем, обменявшись быстрыми взглядами, без слов нырнули в чащу, точно две ласки, почуявшие добычу. Легкость и грация, с которой братья быстро и совершенно бесшумно передвигались от дерева к дереву, выдавали обширную практику.
Источник шума и шороха быстро приближался, не становясь, однако, понятнее. Он то смолкал – и тогда было слышно, как возбужденно пищат потревоженные птицы в кустарнике – то возобновлялся с прежней силой, и в этой странной периодичности было что-то неестественное и пугающее.
Внезапно кусты расступились, открывая маленькую полянку, заросшую высокой, выше роста братьев, жесткой травой. Ветви кустов на другой стороне полянки то трепыхались и дергались, то замирали в неподвижности.
Эйвор вопросительно посмотрел на брата. Но Айк лишь пожал плечами и осторожно двинулся вперед. Было ясно, что ничего невозможно будет понять, не приблизившись вплотную к источнику шума.
Однако это не потребовалось. После очередного затишья одна из веток куста вдруг гибко распрямилась и братья увидели, что к ней за ногу привязана темная птица, размером чуть меньше курицы. Она судорожно била крыльями и трепыхалась, силясь освободиться.
- Рябчик! – ахнул Эйвор и, прежде чем Айк успел сказать что-либо, бросился вперед. Он подхватил птицу и прижал её к груди, не обращая внимания на то, что перепуганный рябчик принялся жестоко клевать его руки. Удерживая птицу одной рукой, он другой силился расслабить петлю.
Айк покачал головой, но ничего не сказал – нежная любовь брата ко всем живым созданиям была ему не в новинку и, хотя сам он предпочел бы видеть этого рябчика на обеденном блюде, да и сама идея присвоения чьей-то законной добычи не казалась ему привлекательной, он знал, что возражать бесполезно.
Последняя мысль заставила Айка быстро и внимательно оглядеться – может, охотник уже где-то поблизости? Но лес был тих, солнце клонилось к западу и лучи его озаряли уже самые верхушки деревьев. Надо было торопиться.
- Погоди, дай мне…- начал было Айк, и шагнул вперед, чтобы помочь брату.
Раздался резкий хруст и земля внезапно подалась под их ногами. Теряя равновесие, Айк повалился вперед, ухватился за Эйвора, и они вместе с воплем провалились в пустоту.
Ощущение от приземления было неслабым, и Айк не удержался от стона. На нем сверху кучей лежали, во-первых, брат, во-вторых переломанные ветки, которые маскировали ловчую яму и на которые они имели глупость наступить. Айк понял это сразу же, как взглянул вверх, в небо, сузившееся до размеров правильного квадрата два на два метра. В яме было сыро, холодно и пахло, как в погребе – землей и грибами.
- Слезь с меня! – простонал Айк, силясь подняться на ноги.
- Ой, прости! – Эйвор поспешно откатился в сторону и встал, затем помог подняться и брату.
- Ты цел? – Айк быстро осмотрелся, морщась от боли в рассаженных локтях и коленях, и с неудовольствием заметил, что, даже падая, Эйвор не выпустил злополучную птицу.
- Угу…у тебя кровь, - неуверенно произнес Эйв и невольно поднял руку к лицу.
Только сейчас Айк ощутил, что из носа текут две теплые струйки. Он промокнул их рукавом и осторожно ощупал нос. Тот как будто сильно не пострадал – во всяком случае сломан не был.
Внезапно Айк словно бы ощутил всё разом – и наступающий вечер, и западню, в которую они угодили, и порванную, перепачканную одежду – и так же отчетливо в тот же миг осознал степень возмездия, которое их ожидает дома. Так преступник, собираясь ограбить дом, хладнокровно прикидывает, какое наказание может ожидать его в случае простой кражи или кражи со взломом.
Эйвор виновато смотрел на брата, залитого кровью, всё ещё подтекающей из носа.
- Ч-черт, извини, Айк… - произнес он с невыразимой печалью и неловко переступил с ноги на ногу. Рябчик притих в его руках и только таращился круглым черным глазом на Айка. Веревка всё ещё свисала с его лапы, конец её скрывался в набросанных на полу ветвях.
- Хорошо, что ветка обломилась, - неожиданно произнес Айк, кивком указывая на рябчика. Эйвор удивленно поднял брови и Айк пояснил, - иначе он сейчас был бы в куда худшем виде, чем я.
Эйв невольно прыснул и тут же, охнув, схватился за ушибленный бок. Тут уже захихикал Айк и секунду спустя братья захохотали, подхваченные тем неудержимым весельем, которое, будто вода, смывает обиду и раздражение, освежая ум и сердце.
- Оой! – простонал наконец Айк, прижимая пальцами крылья носа – от смеха кровь потекла ещё пуще – и сел, прислонившись спиной к земляной стене.
Эйвор, глубоко дыша и морщась от боли в боку, одним движением сдернул проклятую петлю с лапы рябчика и подкинул его вверх. Освобожденно захлопали крылья – и птица исчезла.
- Эйв, нет! – невольно воскликнул Айк – но было уже поздно.
- Почему нет? – удивился Эйвор, присаживаясь рядом с братом и озабоченно всматриваясь в его перемазанное засохшей кровью лицо.
Айк хотел сказать, что они могут застрять тут не на один день – быть может, этот рябчик был их последней надеждой на избавление от голодной смерти…но бросил быстрый взгляд на брата, чье лицо даже сейчас не утратило свойственного ему мягкого выражения – и промолчал.
«В любом случае, это был крошечный рябчик», устало подумал Айк и, откинув голову назад, прижался затылком к прохладной земле. Это было даже приятно. Айк прикрыл глаза. Он даже не думал о том, чтобы попытаться выбраться из ямы самостоятельно – одного взгляда на отвесные, гладкие стены было достаточно, чтобы понять – ловушка сделана на совесть.
- Интересно, на какого это зверя выкопали такую ямину? – словно отвечая на мысли Айка, произнес Эйвор, - для медведя маловата, а волков у нас отродясь не водилось. Странно всё это, тебе не кажется, Айк? Айк?
Но Айкен уже ничего не слышал. Он спал.

Проснулся Айк от резкого холода, который, казалось, пронизывал его мышцы насквозь, и доставал до самого сердца. Эйвор спал, крепко прижавшись к брату и спрятав руки на груди для тепла – его лицо смутно белело в полном мраке. Даже во сне всё его тело сотрясала дрожь.
- Эйви…проснись, - пробормотал Айк, с трудом шевеля онемевшими губами. Он потряс брата за плечо и почувствовал, что весь окоченел – руки и ноги были словно деревянные и слушались с трудом. Надо было срочно вставать, двигаться – иначе смерть. Живя на земле, преимущественно в лесах и полях, Айк видел её много раз и очень хорошо знал, насколько она проста, обыденна и с какой легкостью настигает любое живое существо, стоит ему только чуть зазеваться.
- Айк, ещё темно, отстань, - сонно пробормотал Эйвор, туже сворачиваясь в клубок.
Айк нащупал его руку и сжал с такой силой, что брат вскрикнул и дернулся, точно лиса, попавшая в капкан.
- Эйвор, с-спать н-нельзя. Мы ум-мрем во сне – от х-холода. Поднимайся скорей, - Айк изо всех сил старался сдержать дрожь, но челюсть тряслась помимо его воли и зубы стучали, как казалось Айку, на весь лес.
Когда братья обращались друг к другу полными именами – это лучше всего показывало серьёзность ситуации. Эйвор живо вскочил на ноги.
Их окружала кромешная тьма – лишь чуть светлее на фоне мрака выделялся квадрат ночного неба, полускрытого ветвями деревьев. Лес глухо шумел, словно перешептываясь тысячами голосов, где-то протяжно и жутко ухала ночная птица. Но все эти звуки были знакомы братьям с раннего детства и не вызывали страха. Лес был их лучшим другом и убежищем, давал пищу телу и душе и никогда не предавал их. Этого не случилось и сейчас – они попали в ловушку, созданную человеческими руками. Это не удивляло братьев – за свою короткую жизнь они уже успели понять, что ничего хорошего от людей ждать не приходится.
- Ч-что делать, А-айк? – произнес голос Эйвора в темноте – было слышно, как он, по примеру старшего брата, пытается стиснуть зубы и не может.
- Д-двигаться, - Айк наощупь нашел руку брата и их пальцы сплелись в крепком пожатии, - держись, т-тиньо.
Мягкое тепло коснулось сердца Эйвора – «тиньо» было их слово, которым они обращались друг к другу только в минуты самой сокровенной нежности.
Они начали ходить – яма была достаточно просторна. Айк шел, держа брата за руку и ведя другой рукой по стене. Земля была холодна, как лед. Трудно было поверить, что можно умереть просто от холода в какой-то дурацкой яме, но Айк знал, что можно и очень даже просто. Ночь длинна, и рассвет не принесет ни капли тепла в эту могилу. Как долго они смогут продержаться без питья и еды? Когда придет охотник? Может, надо покричать, может, кто-то услышит и придет им на помощь?
Всё в Айке яростно восставало против этой мысли; если бы речь шла только о нем, он бы скорее предпочел умереть здесь, чем криками призывать помощь – но с ним был брат и ради него Айк был готов поступиться и бОльшим, чем гордость.
Он уже собирался высказать свое предложение Эйвору, как вдруг сверху послышался грозный треск и хруст ломающихся веток и Айк инстинктивно прижался к стене ямы, увлекая брата за собой. Только мгновением спустя он осознал, что бояться нечего – с таким бесцеремонным шумом по лесу мог ходить только человек. Впрочем – мелькнула следующая мысль в голове Айка – сие вовсе не означало, что бояться в самом деле нечего.
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что у нас тут? – произнес грубый низкий голос и в яму упал дрожащий свет фонаря, осветив поднятые вверх бледные лица мальчиков. Тут же послышалось короткое ругательство, и свет погас. Раздался шум шагов, которые быстро удалялись.
Тут Айк не выдержал.
- Постойте, эй!! – завопил он во всю глотку, - вы не можете нас здесь оставить! Помогите, эй! На помощь!
Шаги стихли, словно человек остановился, раздумывая. Потом затрещали, удаляясь. Мальчики снова остались одни, наедине с темнотой и ночным лесом.
- Он ведь вернется, правда? – прошептал Эйвор чуть слышно, и его снова пробрала дрожь. Айк обнял его за плечи и крепко растер их немеющей рукой, чтобы хоть чуть-чуть согреть.
- Он узнал нас. Теперь…остается только ждать.
Медленно, тягуче тянулись ночные часы. Сидеть было невозможно, а от ходьбы уже ломило ноги. Невыносимо хотелось лечь и поспать, хоть полчаса. В одной из многочисленных книжек, которые хранились у них дома, Айк как-то прочел, что безделье уничтожает армию гораздо вернее, чем самая яростная атака противника. Он предложил брату взобраться к нему на плечи и попробовать дотянуться до края ямы. Это было бесполезно, но даже видимость действия уже облегчала ожидание.
В тот момент, когда Эйвор, балансируя на костлявых плечах брата, осторожно ощупывал ладошками земляную стену, шум шагов возобновился. На этот раз явно шло несколько человек. Полоса света скользнула по краю ямы, и уже знакомый грубый голос произнес с явным отвращением:
- Тут твои щенки. Забирай и проваливай.
Над краем ямы появился черный силуэт головы и плеч мужчины. Эйвор радостно вскрикнул и протянул руки вверх. В тот же миг Айк ощутил, что плечи его освободились от тяжести, а мгновением спустя по стене ямы прошуршала веревка.
- Хватайся, Айк, - произнес глубокий, спокойный мужской голос, - удержишься?

Айк ухватился за веревку с чувством невыразимого облегчения, и вместе с тем внутренности его словно бы стиснула чья-то холодная рука. Сильные руки в два счета подняли его наверх. Свет фонаря заставил Айка зажмуриться. Мужчина, вытащивший их, на миг прижал обоих детей к себе, потом выпрямился и оказался высоким и стройным, как и юные братья.
- Спасибо тебе, Каллен, - произнес он спокойно, обращаясь к своему спутнику, - я твой должник.
Только теперь в дрожащем свете фонаря Айк узнал обладателя грубого голоса – это был Каллен Дарси, кузнец, живший, как и они, в стороне от города – только по другим причинам. Айк не раз видел его в лесу и удивился, как мог сразу его не узнать. Возможно, потому что ему ни разу не доводилось говорить с кузнецом.
Сейчас он стоял в стороне от них, словно боялся запачкаться.
- Избави меня Всевышний от таких должников, - грубо произнес он и сплюнул себе под ноги, - веревку оставь себе. И получше смотри за своим отродьем – в другой раз я оставлю их гнить в земле.
Каллен поднял фонарь и, крупно шагая, пошел напрямик через траву, которая сразу же сомкнулась за ним. На краю поляны он остановился и пробормотал себе под нос так тихо, что Айк с трудом расслышал:
- Впрочем, для них это может было б и лучше…
Шаги его слились с шумом леса и свет фонаря исчез. Мужчина и дети остались в полной темноте. Но это их нисколько не смутило – мрак был не таким уж непроглядным и в отсутствие света глаза быстро привыкли нему. У Айка так горели щеки, что в этот миг ему хотелось, чтобы свет вовсе никогда не возвращался. Чувство вины придавило его, точно каменная плита.
- Прости, пап, - произнес он с огромным трудом, словно ворочая языком булыжники, - это я виноват.
Странным образом ему казалось, что он просит прощения больше за слова кузнеца, чем за дурацкую историю с ловушкой. Такое поведение людей в отношении его семьи было для Айка совершенно не новым, и всё равно каждый раз он чувствовал себя так, словно его отхлестали по щекам.
- Нет, пап, это я! – тут же прозвучал в темноте мягкий голос Эйвора, - я хотел освободить рябчика и не подумал, что это может быть приманка.
Мужчина печально вздохнул и, свернув веревку, стянул её узлом. Протянул веревку Эйвору.
- Пойдемте домой, - тихо произнес он, - час поздний.
С минуту он стоял неподвижно, глядя на черное отверстие ямы, потом встряхнулся, словно приходя в себя, и положил руки на плечи сыновей.
- Ну что ж, идем? Как вы, не сильно расшиблись? Айк, как твой нос, дай-ка взглянуть.

Эдвард Райни, отец Айка и Эйвора, был личностью незаурядной и загадочной – даже для собственных детей.
Высокий, статный, он отличался какой-то неуловимой аристократичностью, хотя плечи его всегда сутулились, словно навеки придавленные выпавшим Эдварду жестоким жребием. Изящные запястья и кисти говорили о высоком происхождении; тонкие пальцы, с навеки въевшейся в них грязью и пятнами от химических реактивов могли бы лежать на эфесе шпаги, а не на рукоятке мотыги. Черты его узкого лица были простыми – поражали только глубокие темные глаза, созерцающие окружающий жестокий мир со спокойной отреченностью. Прямые темные волосы он связывал за спиной в хвост или даже заплетал в косу для удобства. Косы носили только женщины, и будь Эдвард Райни обычным горожанином, он неминуемо стал бы мишенью для насмешек, но падать ниже, чем он находился, было некуда, так что ему было всё равно, что о нем скажут.
Ибо Эдвард Райни был исполнителем судебных приговоров – попросту говоря, палачом – и эта должность в глазах общества ставила его наравне с самыми презренными людьми – живодерами, могильщиками, гулящими девками и уличными попрошайками.
Дом, в котором жила семья Райни, стоял на отшибе от города, почти у самой границы леса. Ни один житель города, молодой ли, старый, ни за что не приблизился бы к нему по собственной воле. Палачу не было места среди «честных людей». Когда Эдварду случалось бывать в городе – а это было неизбежно, ведь надо же и палачу что-то есть и во что-то одевать себя и детей – никто не только не здоровался с ним, но даже не удостаивал взглядом. Завидев мрачного исполнителя приговоров, люди жались к домам или поспешно переходили на другую сторону улицы. А ведь он родился и вырос здесь, все прекрасно знали и его самого и его отца, от которого к Эдварду и перешла его ужасная должность.
Эдвард был не щедр на слова – больше отмалчивался, а после смерти жены окончательно замкнулся в себе. Мать Айка и Эдварда звали Карен, она скончалась, когда Айку было пять, но он хорошо её помнил. Это была тихая, маленькая, робкая женщина, нежно любившая детей и мужа; с её смертью словно бы погас последний свет, ещё озарявший их безрадостный дом. Умерла она родами, произведя на свет девочек-двойняшек. Заботу о них взяла на себя незамужняя сестра Эдварда, Бет, которая жила вместе с ними.
В противоположность Карен, Бет была высокой, сильной, как и её брат; лицо её, решительное, хотя и более мягкое в юности, с возрастом словно усохло и обрело стоическое выражение несгибаемого мученичества. Только темные глаза ещё жили на этом лице – они горели неутоленной страстью, жаждой любви и жизни. Бет частенько вскидывалась на детей по пустякам, высмеивала и задевала их – и всё же они любили её, потому что она была единственным близким им существом из таинственного и непостижимого мира взрослых. Эдвард же жил словно за гранью бытия, всегда такой суровый, непреклонный – не подступишься.
Именно Бет в конце концов, устав от бесконечных расспросов, поведала братьям печальную историю их семейства.
Человеком, обесчестившим себя и навлекшим несмываемый позор на весь род Райни, был дед Эдварда и Бет, Гэрриет. Он был дворянином, отпрыском благородного рода – с горячей кровью, но мелочным и злобным нравом. Уличив свою жену в измене, он не нашел в себе достаточно храбрости, чтобы вызвать соперника на поединок и поэтому пригласил его на пир, где с притворным радушием угощал его и его друзей отравленным вином, не обойдя при этом и собственную жену. Все они умерли в страшных муках, Гэрриет быстро был уличен и не отрицал свою вину. Его приговорили к лишению всех дворянских привилегий и к смерти – имущество его было конфисковано, а щит с родовым гербом разбит на три части. Смерть, казалось, была неизбежна, когда Гэрриету предложили в качестве помилования занять место палача в уезде N. Будучи по натуре трусом, Гэрриет согласился, а свирепый, беспощадный нрав, всегда имевший склонность к мучительству, сделал его одним из самых ужасных судебных исполнителей, каких знала история.
Сколько Бет помнила отца, тот всегда проклинал трусость и эгоизм своего родителя, думавшего лишь о себе и совершенно не беспокоившегося о том, на какую участь он обрекает своих потомков. Но, какой бы он ни был, Гэрриет, именно от него Эдвард унаследовал и природное изящество движений, и гордость и чувство собственного достоинства, помогавшее ему проходить через все жизненные испытания.
Айк и Эйвор любили отца, но гораздо сильнее трепетали перед ним. Он казался им существом высшего порядка, лишь изредка снисходящим до земных радостей и горестей. Рядом с домом была пристройка, всегда запертая на ключ – там Эдвард устроил свою лабораторию. В ней он проводил целые дни, а иногда и часть ночи, если только дела не призывали его в город.

На следующее утро Айк не вскочил, по своему обыкновению, бодрый и свежий со своей постели, а, охая, буквально сполз с неё на пол и, держась за спину, поковылял на кухню. Бет была уже там, готовила завтрак; у ног её бродили двухгодовалые близняшки, Марси и Ларика – они зорко следили за тем, чтобы ни один упавший на пол кусок не проскочил мимо их рта.
-Ай! Ай! – радостно залепетали они, завидев брата, и радостно заулыбались.
Айк нежно любил сестренок и обычно с удовольствием возился с ними, но сейчас ему было не до того – спина болела невыносимо.
- Доброе утро, тетя, - произнес он, морщась, и схватился за спинку стула, когда Марси в порыве чувств повисла у него на ноге.
Бет обернулась и окинула взглядом скрюченного племянника.
- Для кого доброе, а для кого и не очень, - насмешливо заметила она и вытерла руки передником. Быстро подошла, окутав Айка знакомым с детства запахом земли, молока и хлева. Сильные руки бережно ощупали его спину, и мальчику показалось, что от одного только этого прикосновения ему становится легче.
- Это, быть может, хоть немного подержит тебя дома, - произнесла Бет, помогая Айку вернуться в комнату, которую он делил с братом, - а то носитесь по лесу – как только голову ещё не сломили! Отец рассказал мне о ваших похождениях. Как Эйви? Не сильно расшибся?
- Он свалился прямо на меня! – с гордостью пояснил Айк. – так что с ним, наверное, всё в порядке.
- И вовсе нет! – произнес Эйвор, появляясь в дверях. Он ходил умываться на улицу, лицо его было мокрым, влажные пряди темных волос лежали на плечах. Он продемонстрировал опухший и красный локоть.
Бет усмехнулась.
- Боюсь, Эйви, счет всё равно не равный. Айк потянул спину, придется ему пару дней провести в постели.
Лица обоих братьев вытянулись так синхронно, что Бет чуть не рассмеялась.
- Ничего, это ненадолго. Я принесу мазь от ушибов. А ты, Эйви, сообрази пока что-нибудь поесть себе и брату.
В семье Райни дети рано обретали самостоятельность – в свои семь и шесть лет соответственно Айк и Эйвор знали и умели на удивление много: они готовили еду и мыли посуду, кололи дрова, пропалывали грядки в огороде, таскали воду, пасли и доили коз, собирали грибы, ягоды и лекарственные травы.
К сожалению, все эти умения легко давались только Айку – работа горела в его руках, он делал всё быстро, очень аккуратно и четко; если что-то у него не получалось, он упирался в это и повторял до тех пор, пока не добивался результата. Эйвор же чем-то напоминал отца – он словно лишь наполовину жил в этом мире, а наполовину – где-то ещё. За работу он брался охотно, никогда не отлынивал – но временами как бы выпадал из реальности. В такие моменты он мог часами сидеть возле грядки, которую нужно прополоть и наблюдать, как насекомые снуют под листьями или увлечься игрой облаков и забыть присмотреть за козами. Выдавать Эйвору задание, связанное с четкостью и быстротой выполнения категорически не рекомендовалось – зато как замечательно он пел, выполняя даже самую нудную, скучную работу! Голос у Эйвора был удивительный – высокий и чистый, как у соловья – и даже самые простые песенки в его исполнении обретали чарующую прелесть.

За мазью Бет пришлось идти в покосившуюся пристройку рядом с домом. Айк украдкой наблюдал в окно, как тетя открыла замок своим ключом, который висел среди прочих в связке у пояса, вошла и плотно притворила за собой дверь. У Айка вырвался разочарованный вздох. Пристройка была предметом давних и страстных вожделений его мальчишеского любопытства. Бет неоднократно объясняла племяннику, что его отец там работает, но характер этой работы оставался неясным для Айка, тем более он не понимал, почему эта работа должна совершаться в обстановке полной секретности. Отец проводил там большую часть дня, запершись на ключ, и детям под страхом самого сурового наказания было запрещено его беспокоить. Здесь была скрыта какая-то тайна, и Айк дорого бы дал, чтобы проникнуть в неё.
По тому, как быстро тетя вышла обратно с пузырьком мази в руке, Айк сразу понял, что отца в пристройке нет. Значит, он сегодня отправился в город – при мысли об этом сердце Айка упало. Он сам не понимал, почему так не любит отлучки отца. Эдвард никогда не был особенно ласков с детьми – он вообще говорил мало. Но после его визитов в город Айк ещё несколько дней не мог себя заставить посмотреть отцу в лицо. С таким чувством смотришь на сломанное ураганом дерево – ствол его всё ещё могуч и строен, взгляд с восхищением скользит по нему в недосягаемую высь и предвкушает зрелище прекрасной, густой кроны – и вдруг видит на том месте, где она должна была быть, иззубренный слом и торчащие во все стороны куски дерева.
Бет быстро и ловко смазала ушибы и собиралась уже вернуться к делам, когда Айк окликнул её:
- Тетя! А отец скоро вернется?
Бет тяжело вздохнула.
- Не знаю, детки. Всевышний даст – скоро, но может и задержаться на несколько дней.
-А…мы с Эйвом могли бы пойти с ним?
- С ним? – повторила Бет и темное её лицо помрачнело ещё больше, - ни к чему это. Поверь, Айки, ничего там для тебя интересного нет. Вы бы только помешали отцу, а у него важное дело, понимаешь?
- Угу, - вздохнул Айк, отворачиваясь. Вопрос этот он задавал уже не в первый раз и ответ был всегда примерно одинаков. Если бы тетя просто и понятно объяснила, что такое делает отец в городе, возможно, Айку удалось бы смириться с тем, что ему нельзя взглянуть на эту его работу даже одним глазком. Уклончивые же ответы только разжигали любопытство мальчика.
Печальная улыбка тронула губы Бет; она быстро прошла через комнату и провела сильной рукой по пышным волосам Айка.
- Дурачок ты, дурачок! – с нежностью произнесла она и летуче вздохнула, - потерпи, недолго уж осталось ждать! Возьмет тебя отец с собой, очень скоро возьмет. Вот только будешь ли ты рад этому…
Айк закрыл глаза. Воображение, развитое не по годам благодаря пристрастию к книгам, рисовало ему картины, одну невероятнее другой и он не обратил внимания на последние слова тетки, на печаль в её голосе.
И ещё он думал о том, что, быть может, наконец узнает, почему ни его, ни Эйвора знать не хотят все окрестные ребята, с которыми он долго и безрезультатно пытался свести дружбу.

Эдвард вернулся, как и предсказывала Бет, через несколько дней, и Айк сразу почувствовал – что-то изменилось. Отец и тетка стали часто беседовать по вечерам, когда думали, что дети уже спят. Один раз они спорили и так громко, что Айк, который, в отличие от Эйвора, был любопытен, как белка и нюхом чуял малейшую перемену, которая могла скрасить однообразие их уединенной жизни, даже смог разобрать слова. Бет настаивала на чем-то, отец сопротивлялся.
- Этого не избежать, - говорила Бет, - быть может, чем раньше, тем лучше, Эдди?
Отец отвечал что-то так тихо, что Айк не расслышал, как ни напрягал слух.
- Что изменит ещё один год? – возражала Бет, - когда ни начни, для этого любой возраст будет слишком ранним…быть может, как раз сейчас…пока они ещё не понимают до конца…может, будет легче?
Снова еле слышный шелест ответа.
- Ну, как знаешь, - голос Бет не был ни злым, ни раздраженным, скорее в нем слышалась усталость, бесконечная усталость, - это тебе решать. Но тебя всегда нет, а мне уже надоело им врать. Они уже не маленькие, знаешь ли, от них не отделаешься общими словами. Они многое видят и ещё больше чувствуют. Вспомни нас в их возрасте – ты тогда ещё сказал отцу…хорошо, хорошо, я не буду. Да, я знаю, я помню, что обещала. Я буду молчать.

Начало номер 2

Создано в феврале 2014г. Изменено начало и конец, сцена с падением в яму и спасением осталась прежней, смело пропускайте ;-)


Айкен Райни, семи лет от роду, лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в небо - стволы окружающих его деревьев, казалось, тянулись прямо от его глаз всё вверх и вверх, плавно переходя в буйные кроны. Это зрелище Айку никогда не приедалось - было так забавно не видеть земли, а только темные ветви и листву, шумящую в поднебесье. Иногда ему казалось, что именно так должны воспринимать окружающий мир трава и молодые деревья - ведь они растут прямо вверх, стремятся прочь от земли.
Здесь, на крохотной полянке, затерянной в глубине Леса, трава была шелковистой и мягкой, совсем не то что в поле - там она сильно вытягивалась, высушивалась солнцем, росла вперемешку с жестким репейником, полевыми цветами и лопухами, чьи колючие края больно царапали ноги при ходьбе.
Айк раскинул руки и провел ладонями по нежным стеблям, словно лаская. Теплый ветерок, словно забавляясь, то скользил по его лицу, то заставлял трепетать нежные лесные цветы, то взвивался в высь и перебирал листву. Густое, как мед, тепло летнего полдня было разлито в воздухе. Ровный, неумолчный шум Леса наполнял уши Айка, такой привычный, что надо было специально прислушиваться, чтобы уловить его.
Мальчик лениво перевернулся на живот, сорвал травинку, пожевал её - и вдруг одним быстрым движением вскочил на ноги и углубился в Лес, стараясь ступать как можно тише.
- Держу пари, он там, - бормотал он себе под нос, - держу пари на что хочешь...
Как все люди худощавого сложения, Айкен Райни в свои семь лет казался замухрышкой, но это было обманчивое впечатление. Он был вполне здоров и крепок, а по быстроте и ловкости превосходил любого из деревенских ребятишек - о городских и говорить не приходилось. Тонкое, немного замкнутое лицо с неправильными, броскими чертами, придавало Айку сходство со  злой девочкой. Впечатление ещё усиливалось пышной гривой темно-русых волос, приобретавших все более темный оттенок по мере взросления Айка. Волосы были толстые, жесткие и очень густые и, хотя доходили только до плеч,  Айк немало натерпелся, пока не научился собирать их и завязывать в хвост. На затылке, в самой гуще волос, росла странная , черная как смоль, прядь - как будто какой-то шутник мазнул по волосам кистью, смоченной в черной краске.
В целом не было ничего примечательного в этом щуплом мальчишке - лишь глаза светло-карие, почти янтарного оттенка, притягивали взгляд. В них светилось что-то  затаенное и яркое, чувствовалось, что жизнь их обладателя включала в себя нечто большее, чем неизбежная работа по хозяйству и игры с друзьями. Собственно, последнего она как раз и не включала, потому что единственным товарищем Айка был его младший брат Эйвор - и именно его он и отправился разыскивать.

Братья Райни были практически неразлучны и никогда не отходили далеко друг от друга - не только из нежной привязанности, но и по соображениям чисто практическим. В две пары глаз сподручнее глядеть по сторонам, две пары ушей лучше слышат - ну а  то, что две головы лучше, чем одна, и так понятно. Особенно это было актуально в те дни, когда братья бывали вынуждены покинуть Лес и идти в поселок или в город. Правда, с ними всегда был кто-нибудь из взрослых - отец или их тетя Бет, но у них хватало и своих проблем, чтобы ещё следить за безопасностью братьев. Поэтому об этом они заботились сами - не маленькие! Айкен и Эйвор были погодками и каждый год, что они провели в этом лучшем из миров, дался им нелегко.
Двигаясь бесшумно, как индеец, Айк, наконец, достиг прогалины, за которой начиналось открытое пространство - это чувствовалось по свежим дуновениям ветра. Деревья расступились - впереди показалось озеро.
Оно имело форму неправильного прямоугольника и было достаточно большим, чтобы ветер мог разогнаться над его поверхностью и побеситься вволю. Берега густо заросли кустарником, древними ивами и буйной травой, но кое-где можно было спуститься к воде - если знать потаенное место.
Айк свернул в сторону и с безошибочной точностью нырнул в узкий лаз под низко склоненными ветвями кустов. Звериная тропа вывела его к самому краю воды, где лежал большой плоский камень.
На камне, подтянув колени к подбородку, сидел второй из сыновей семейства Райни - Эйвор. Сложением он походил на Айка, словно был его близнецом, но на этом сходство заканчивалось. Темноволосый и такой белокожий, что темные глаза и брови выделялись на его лице, точно нарисованные углем, Эйвор был всегда очень спокоен и, в отличие от нетерпеливого Айкена,  ничем не возмущал тишь да гладь в доме Райни. Первое слово он сказал только в пять лет, до этого домашние всерьёз считали мальчика немым и привыкли объясняться с ним жестами. Но и речь не слишком помогла Эйвору сблизиться с миром себе подобных. Казалось, он всё время прислушивается - будто где-то звучит тихая музыка, предназначенная лишь для его ушей. По этой причине Эйвор был очень рассеян и мало приспособлен к какой-либо работе, кроме самой простой и грубой.
Айк, впрочем, вовсе не находил брата странным, или что-то в этом роде - они были вместе, сколько он себя помнил, прекрасно понимали друг друга без слов, и вообще молчаливость не была недостатком в глазах Айка. Скорее достоинством - где ещё можно было бы найти лучшего слушателя? А Айк, как и все одинокие люди, был склонен иногда поболтать.
- Ну что? - осведомился он, опускаясь на нагретый камень рядом с братом. Здесь, в заветрии, солнце изрядно припекало, но свежее дыхание воды помогало переносить жару.
Эйвор с мягкой улыбкой посмотрел сначала на Айка, потом на воду. Айк проследил за его взглядом.
Вода лишь на первый взгляд казалась совершенно неподвижной – при близком рассмотрении было видно, как легчайшие её токи перемещают слои пыльцы, создавая причудливые узоры – они  складывались, перемешивались, проникая один в другой, и каждый миг создавая что-то новое, что было обречено секунду спустя рассыпаться. Это напоминало игру облаков с тенями и светом, смотреть на которую человечеству никогда не надоедает.
- Это...красиво, - выдохнул Айкю. Вся его чумазая, исцарапанная мордашка внезапно словно озарилась внутренним светом, и на ней появилось выражение бездумного счастья, какое часто можно видеть у собак, сладко спящих на солнышке.
Однако минут через десять Айк заерзал - он любил красивое, но не любил подолгу сидеть в неподвижности. Да и чего сидеть? Посмотрели и будет! Надо идти дальше. Красоты вокруг много, возле каждой столько сидеть - никакой жизни не хватит!
Айк положил на плечо Эйвору ладонь, а сверху оперся подбородком.
- Пойдем, Эйви, а? - почти умоляюще произнес он.
Эйвор покосился на него и снова легкая, почти незаметная улыбка тронула его губы. Он поднялся - Айк уже приплясывал возле лаза, очень обрадованный сговорчивостью брата. Порой бывало, что тот ни за что не желал тронуться с места и тогда Айк уходил один, носился по Лесу до вечера, а потом по дороге домой заходил за Эйвором.
По воде бежали легкие тени от облаков. Солнце уже перевалило через зенит, был самый пик жары и всё живое вокруг замерло, пережидая его. Эйвор тоже с удовольствием сейчас подремал бы где-нибудь в прохладном уголке, но Айк уже звал его с берега, звал за собой. Мальчик с легким вздохом повернулся спиной к озеру и нырнул под ветви. 

В Лесу темнеет быстро - гораздо раньше, чем солнце опустится за горизонт. Далеко не последние его лучи ещё золотят верхушки деревьев, а внизу меж стволами уже сгущается сумрак, прохлада поднимается от земли, липнет к коже, точно влажное покрывало. Кажется, сама ночь берет свое начало здесь, внизу, поднимается всё выше, пока не захватит небо - и тогда уж царствует безраздельно. А когда наступает утро, отступает вниз, спасаясь от обжигающих солнечных лучей, впитывается в жирную, черную землю, прячется в норах и под корягами, и сидит там, притаившись, до следующего вечера.
Братья шли быстро - Айку очень хотелось есть, к тому же после целого дня на солнце его слегка знобило от лесной сырости. Он крепко растирал себе плечи  и то и дело неудержимо зевал - казалось, рот вот-вот разорвется. Эйвор бесшумной тенью следовал за братом. Заблудиться они не боялись - весь лес на много миль во все стороны был им знаком так же хорошо, как коридоры и комнаты родного дома - и, на их взгляд, лес был даже лучше, потому что постоянно менялся и всегда давал пищу их юным умам, жадным до новых впечатлений. Лес был для братьев Райни и детской, и игровой и спальней, он мог накормить и напоить их, он был их убежищем и защитником. 
Внезапный резкий шорох в кустах привлек внимание братьев.
- Погоди! – Айк остановил Эйвора и оба замерли, прислушиваясь. Затем, обменявшись быстрыми взглядами, без слов нырнули в чащу, точно две ласки, почуявшие добычу. 
Источник шума и шороха быстро приближался, не становясь, однако, понятнее. Он то смолкал – и тогда было слышно, как возбужденно пищат потревоженные птицы в кустарнике – то возобновлялся с прежней силой, и в этой странной периодичности было что-то неестественное и пугающее.
Внезапно кусты расступились, открывая маленькую полянку, заросшую высокой, выше роста братьев, жесткой травой. Ветви кустов на другой стороне полянки то трепыхались и дергались, то замирали в неподвижности.
Эйвор вопросительно посмотрел на брата. Но Айк лишь пожал плечами и осторожно двинулся вперед. Было ясно, что ничего невозможно будет понять, не приблизившись вплотную к источнику шума.
Однако это не потребовалось. После очередного затишья одна из веток куста вдруг гибко распрямилась и братья увидели, что к ней за ногу привязана темная птица, размером чуть меньше курицы. Она судорожно била крыльями и трепыхалась, силясь освободиться.
- Рябчик! – ахнул Эйвор и, прежде чем Айк успел сказать что-либо, бросился вперед. Он подхватил птицу и прижал её к груди, не обращая внимания на то, что перепуганный рябчик принялся жестоко клевать его руки. Удерживая птицу одной рукой, он другой силился расслабить петлю.
Айк покачал головой, но ничего не сказал – нежная любовь брата ко всем живым созданиям была ему не в новинку и, хотя сам он предпочел бы видеть этого рябчика на обеденном блюде, да и сама идея присвоения чьей-то законной добычи не казалась ему привлекательной, он знал, что возражать бесполезно.
Последняя мысль заставила Айка быстро и внимательно оглядеться – может, охотник уже где-то поблизости? Но лес был тих, сумерки сгущались, стирая различия между цветами, одевая все вокруг в серые вечерние одежды. Надо было торопиться.
- Погоди, дай мне…- начал было Айк, и шагнул вперед, чтобы помочь брату.
Раздался резкий хруст и земля внезапно подалась под их ногами. Теряя равновесие, Айк повалился вперед, ухватился за Эйвора, и они вместе с воплем провалились в пустоту.
Ощущение от приземления было неслабым, и Айк не удержался от стона. На нем сверху кучей лежали, во-первых, брат, во-вторых переломанные ветки, которые маскировали ловчую яму и на которые они имели глупость наступить. Айк понял это сразу же, как взглянул вверх, в небо, сузившееся до размеров правильного квадрата два на два метра. В яме было сыро, холодно и пахло, как в погребе – землей и грибами.
- Слезь с меня! – простонал Айк, силясь подняться на ноги.
- Ой, прости! – Эйвор поспешно откатился в сторону и встал, затем помог подняться и брату.
- Ты цел? – Айк быстро осмотрелся, морщась от боли в рассаженных локтях и коленях, и с неудовольствием заметил, что, даже падая, Эйвор не выпустил злополучную птицу.
- Угу…у тебя кровь, - неуверенно произнес Эйв и невольно поднял руку к лицу.
Только сейчас Айк ощутил, что из носа текут две теплые струйки. Он промокнул их рукавом и осторожно ощупал нос. Тот как будто сильно не пострадал – во всяком случае сломан не был.
Внезапно Айк словно бы ощутил всё разом – и наступающий вечер, и западню, в которую они угодили, и порванную, перепачканную одежду – и так же отчетливо в тот же миг осознал степень возмездия, которое их ожидает дома. Так преступник, собираясь ограбить дом, хладнокровно прикидывает, какое наказание может ожидать его в случае простой кражи или кражи со взломом.
Эйвор виновато смотрел на брата, залитого кровью, всё ещё подтекающей из носа.
- Извини, Айк… - произнес он с невыразимой печалью и неловко переступил с ноги на ногу. Рябчик притих в его руках и только таращился на Айка круглым черным глазом. Веревка всё ещё свисала с его лапы, конец её скрывался в набросанных на полу ветвях.
Внезапно Айка разобрал смех.
- Хорошо, что ветка обломилась, - он кивнул на рябчика. Эйвор удивленно поднял брови и Айк пояснил, - иначе он сейчас был бы в куда худшем виде, чем я.
Эйв невольно прыснул и тут же, охнув, схватился за ушибленный бок. Тут уже захихикал Айк и секунду спустя братья захохотали, подхваченные тем неудержимым весельем, после которого всегда становится легче, как бы скверно ни обстояли дела.
- Оой! – простонал наконец Айк, прижимая пальцами крылья носа – от смеха кровь потекла ещё пуще – и сел, прислонившись спиной к земляной стене.
Эйвор, глубоко дыша и морщась от боли в боку, одним движением сдернул проклятую петлю с лапы рябчика и подкинул его вверх. Освобожденно захлопали крылья...
- Эйв, нет! – невольно воскликнул Айк, но было уже поздно - птица исчезла.
- Почему нет? – удивился Эйвор, присаживаясь рядом с братом и озабоченно всматриваясь в его перемазанное засохшей кровью лицо.
Айк хотел сказать, что они могут застрять тут не на один день – быть может, этот рябчик был их последней надеждой на избавление от голодной смерти…но бросил быстрый взгляд на светлеющее в полумраке лицо брата - даже сейчас оно не утратило свойственного ему мягкого выражения – и промолчал.
«В любом случае, это был крошечный рябчик», устало подумал Айк и, откинув голову назад, прижался затылком к прохладной земле. Это было даже приятно. Айк прикрыл глаза. Он даже не думал о том, чтобы попытаться выбраться из ямы самостоятельно – одного взгляда на отвесные, гладкие стены было достаточно, чтобы понять – ловушка сделана на совесть.
Эйвор прижался к его боку, согревая своим теплом.
Но этого Айк уже не чувствовал. Он спал.

Проснулся Айк от резкого холода, который, казалось, пронизывал его мышцы насквозь, и доставал до самого сердца. Эйвор спал, свернувшись клубочком и спрятав руки на груди для тепла – темные волосы рассыпались по его плечам, скрывая лицо. Даже во сне всё его тело сотрясала дрожь.
- Эйви…проснись, - пробормотал Айк, с трудом шевеля онемевшими губами. Он потряс брата за плечо и почувствовал, что весь окоченел – руки и ноги были словно деревянные и слушались с трудом. Надо было срочно вставать, двигаться – иначе смерть. Проведя бОльшую часть своей жизни в лесах и полях, Айк видел её много раз и очень хорошо знал, насколько она проста, обыденна и с какой легкостью настигает любое живое существо, стоит ему только чуть зазеваться.
Эйвор сонно пробормотал что-то и ещё туже свернулся в клубок.
Айк нащупал его руку и сжал с такой силой, что брат вскрикнул и дернулся, точно лиса, попавшая в капкан.
- Эйвор, с-спать н-нельзя. Мы ум-мрем от х-холода. Поднимайся скорей, - Айк изо всех сил старался сдержать дрожь, но челюсть тряслась помимо его воли и зубы стучали, как казалось Айку, на весь лес.
Когда братья обращались друг к другу полными именами – это лучше всего показывало серьёзность ситуации. Эйвор живо встал на ноги.
Их окружала кромешная тьма – лишь чуть светлее на фоне мрака выделялся квадрат ночного неба, полускрытого ветвями деревьев. Лес глухо шумел, словно перешептываясь тысячами голосов, где-то протяжно и жутко ухала ночная птица. Но все эти звуки были знакомы братьям с раннего детства и не вызывали страха. Лес был их лучшим другом и никогда не предавал их. Этого не случилось и сейчас – они попали в ловушку, созданную человеческими руками. 
Айк слышал, как брат, по его примеру, пытается стиснуть зубы, чтобы не стучали - безо всякого успеха.
- Н-надо двигаться, - Айк наощупь нашел руку брата и их пальцы сплелись в крепком пожатии.
Они начали ходить – яма была достаточно просторна. Айк шел, держа брата за руку и ведя другой рукой по стене. Земля была холодна, как лед. Трудно было поверить, что можно умереть просто от холода в какой-то дурацкой яме, но Айк знал, что можно и очень даже просто. Ночь длинна, и рассвет не принесет ни капли тепла в эту могилу. Как долго они смогут продержаться без питья и еды? Когда придет охотник? Может, надо покричать, может, кто-то услышит и придет им на помощь?
Всё в Айке яростно восставало против этой мысли; если бы речь шла только о нем, он бы скорее предпочел умереть здесь, чем криками призывать помощь – но с ним был брат и ради него Айк был готов поступиться и бОльшим, чем гордость.
Он уже собирался высказать свое предложение Эйвору, как вдруг сверху послышался грозный треск и хруст ломающихся веток и Айк инстинктивно прижался к стене ямы, увлекая брата за собой. Только мгновением спустя он осознал, что бояться нечего – с таким бесцеремонным шумом по лесу мог ходить только человек. Впрочем этот факт вовсе не означал, что бояться в самом деле нечего.
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что у нас тут? – произнес грубый низкий голос и в яму упал дрожащий свет фонаря, осветив поднятые вверх бледные лица мальчиков. Тут же послышалось короткое проклятие, и свет погас. Зашумели удаляющиеся шаги.
Тут Айк не выдержал.
- Постойте, эй!! – завопил он во всю глотку, - вы не можете нас здесь оставить! Помогите, эй! На помощь!
Шаги стихли, словно человек остановился, раздумывая. Потом затрещали ветви - всё дальше, дальше. Наконец всё стихло. Мальчики снова остались одни, наедине с темнотой и ночным лесом.
Айк откашлялся.
- Он вернется! - решительно произнес он, хотя вовсе не был в этом уверен. Эйвор молча прижался плечом к его плечу. Айк обнял его и крепко растер немеющей рукой, чтобы хоть чуть-чуть согреть, - он узнал нас. Теперь…остается только ждать.
Медленно, тягуче тянулись ночные часы. Сидеть было невозможно, а от ходьбы уже ломило ноги. Невыносимо хотелось лечь и поспать, хоть полчаса. В одной из книг их обширной бибилиотеки Айк как-то прочел, что безделье уничтожает армию гораздо вернее, чем самая яростная атака противника. Он предложил брату взобраться к нему на плечи и попробовать дотянуться до края ямы. Это было бесполезно, но даже видимость действия уже облегчала ожидание.
В тот момент, когда Эйвор, балансируя на костлявых плечах брата, осторожно ощупывал ладошками земляную стену, шум шагов возобновился. На этот раз явно шло несколько человек. Полоса света скользнула по краю ямы, и уже знакомый грубый голос произнес с явным отвращением:
- Тут твои щенки. Забирай и проваливай.
Над краем ямы появился черный силуэт головы и плеч мужчины. Эйвор радостно вскрикнул и протянул руки вверх. Айк ощутил, что плечи его освободились от тяжести, а мгновением спустя по стене ямы прошуршала веревка.
- Хватайся, Айк, - произнес глубокий, спокойный мужской голос, - удержишься?

Айк ухватился за веревку с чувством невыразимого облегчения, и вместе с тем внутренности его словно бы стиснула чья-то холодная рука. Сильные руки в два счета подняли его наверх. Свет фонаря заставил Айка зажмуриться. Мужчина, вытащивший их, на миг прижал обоих детей к себе, потом выпрямился и оказался таким же худощавым и одновременно крепким, как и юные братья.
- Спасибо тебе, Каллен, - произнес он спокойно, обращаясь к своему спутнику, - я твой должник.
Только теперь в дрожащем свете фонаря Айк узнал обладателя грубого голоса – это был Каллен Дарси, кузнец, живший, как и они, в стороне от города – только по другим причинам. Айк не раз видел его в лесу и удивился, как мог сразу его не узнать. Возможно, потому что ему ни разу не доводилось говорить с кузнецом.
Сейчас он стоял в стороне от них, словно боялся запачкаться.
- Избави меня Всевышний от таких должников, - грубо произнес он и сплюнул себе под ноги, - веревку оставь себе. И получше смотри за своим отродьем – в другой раз я оставлю их гнить в земле.
Каллен поднял фонарь и, крупно шагая, пошел напрямик через траву, которая сразу же сомкнулась за ним. На краю поляны он остановился и пробормотал себе под нос так тихо, что Айк с трудом расслышал:
- Впрочем, для них это может было б и лучше…
Шаги его слились с шумом леса и свет фонаря исчез. Мужчина и дети остались в полной темноте. Но это их нисколько не смутило – взошла луна и мрак был не таким уж непроглядным, глаза быстро привыкли  нему. У Айка так горели щеки, что в этот миг ему хотелось, чтобы свет вовсе никогда не возвращался. Чувство вины придавило его, точно каменная плита.
- Прости, отец, - произнес он с огромным трудом, словно ворочая языком булыжники, - это я виноват.
Странным образом ему казалось, что он просит прощения больше за слова кузнеца, чем за дурацкую историю с ловушкой. Такое поведение людей в отношении его семьи было для Айка совершенно не новым, и всё равно каждый раз он чувствовал себя так, словно его отхлестали по щекам.
- Нет, отец, это я! – внезапно прозвучал в темноте мягкий голос Эйвора и Айк вздрогнул от неожиданности, - я хотел освободить рябчика и не подумал, что это может быть приманка.
Мужчина печально вздохнул и, свернув веревку, стянул её узлом. Протянул веревку Эйвору.
- Пойдемте домой, - тихо произнес он, - час поздний.
С минуту он стоял неподвижно, глядя на черное отверстие ямы, потом встряхнулся, словно приходя в себя, и положил руки на плечи сыновей. Три смутные фигуры углубились в лес и растворились в черноте ночи.

На следующее утро Айк не вскочил, по своему обыкновению, бодрый и свежий со своей постели, а, охая, буквально сполз с неё на пол и поковылял на кухню. Эйвор уже куда-то исчез, хотя Айк всегда поднимался с первыми лучами солнца и обычно сам будил брата.
Сегодня, однако, Айку было не до загадок. Он шел, одной рукой держась за спину, а другой - за стену, чтобы не упасть. Боль в спине не давала ему выпрямиться и он невольно представил, как будет спускаться по лестнице на первый этаж.
Дом семейства Райни, сложенный из огромных бревен, был большим, крепким, в два этажа и с обширным чердаком. На первом этаже располагались гостиная и кухня, на втором - спальня отца, комната его незамужней сестры, Бет - в ней же жили двухгодовалые близняшки Марси и Ларика, сестренки Айкена и Эйвора - и, наконец, комната братьев.
Массивная деревянная лестница с резными перилами оказалась не таким уж ужасным испытанием для Айка - он думал, будет хуже. Из кухни доносился запах свежеиспеченного хлеба. Утреннее солнце ломилось в распахнутые окна гостиной, колебались занавески.
Айк поморщился. Перспектива сдаться на милость победителя - то есть рассказать о своей беде тете Бет - его совершенно не прельщала, но деваться было некуда. Скрыть это он никак не сможет. Айк постоял-постоял, потом боком толкнул дверь в кухню и вошел.
Тетя была, разумеется, там - она стояла к Айку спиной и варила кашу к завтраку. Близняшки, как два цыпленка бродили вокруг её ног, подстерегая каждый упавший на пол кусок.
-Ай! Ай! – залепетали они, завидев брата, и радостно заулыбались.
Айк нежно любил сестренок и обычно с удовольствием возился с ними, но сейчас ему было не до того – спина болела невыносимо.
- Доброе утро, тетя, - произнес он, морщась, и схватился за спинку стула, когда Марси в порыве чувств повисла у него на ноге.
Бет обернулась и окинула взглядом скрюченного племянника.
- Для кого доброе, а для кого и не очень, - насмешливо заметила она и вытерла руки передником. Быстро приблизилась, окутав Айка знакомым с детства кухни, молока и хлева. 
Бет была ещё не старой женщиной - высокая, статная, с густыми черными волосами, она чем-то напоминала испанку. Решительное лицо её, более мягкое в юности, с возрастом заострилось, стало суровым, по углам рта залегли горькие складки. Только темные глаза ещё жили на этом лице – они горели неутоленной страстью, жаждой любви и жизни. Бет частенько вскидывалась на детей по пустякам, высмеивала и дразнила их – и всё же они любили её, потому что она была единственным близким им существом из таинственного и непостижимого мира взрослых. По сути, она заменила им мать - Карен Райни скончалась два года назад, производя на свет близняшек.
- Это, быть может, хоть немного подержит тебя дома, - произнесла Бет, помогая Айку вернуться в их с Эйвором комнату, - а то носитесь по лесу – как только голову ещё не сломили! Отец рассказал мне о ваших похождениях. Где Эйви? Похоже, он не так сильно расшибся?
- Он свалился прямо на меня! – с гордостью пояснил Айк. – так что с ним, наверное, всё в порядке.
- И вовсе нет! – произнес Эйвор, появляясь в дверях. Он ходил умываться на улицу, лицо его было мокрым, влажные пряди темных волос лежали на плечах. Он продемонстрировал опухший и красный локоть.
Бет усмехнулась.
- Боюсь, Эйви, счет всё равно не равный. Айк потянул спину, но это не страшно, хотя и больно. Я принесу мазь от ушибов. А ты, Эйви, сообрази пока завтрак себе и брату.
В семье Райни дети рано обретали самостоятельность – в свои семь и шесть лет соответственно Айк и Эйвор знали и умели на удивление много: они готовили еду и мыли посуду, кололи дрова, пропалывали грядки в огороде, таскали воду, пасли и доили коз, собирали грибы, ягоды и лекарственные травы.
К сожалению, все эти умения легко давались только Айку – работа горела в его руках, он делал всё быстро, очень аккуратно и четко; если что-то у него не получалось, он упирался в это и повторял до тех пор, пока не добивался результата. Эйвор же чем-то напоминал отца – он словно лишь наполовину жил в этом мире, а наполовину – где-то ещё. За работу он брался охотно, никогда не отлынивал – но временами как бы выпадал из реальности. В такие моменты он мог часами сидеть возле грядки, которую нужно прополоть и наблюдать, как насекомые снуют под листьями или увлечься игрой облаков и забыть присмотреть за козами. Выдавать Эйвору задание, связанное с четкостью и быстротой выполнения категорически не рекомендовалось – зато как замечательно он пел, выполняя даже самую нудную, скучную работу! Голос у Эйвора был удивительный – высокий и чистый, как у соловья – и даже самые простые песенки в его исполнении обретали чарующую прелесть.

За мазью Бет пришлось идти в большую пристройку рядом с домом. Айк украдкой наблюдал в окно, как тетя открыла замок своим ключом, который висел среди прочих в связке у пояса, вошла и плотно притворила за собой дверь. У Айка вырвался разочарованный вздох. Пристройка была предметом давних и страстных вожделений его мальчишеского любопытства. Бет неоднократно объясняла племяннику, что его отец там работает, но характер этой работы оставался неясным для Айка, тем более он не понимал, почему эта работа должна совершаться в обстановке полной секретности. Отец проводил там большую часть дня, запершись на ключ, и детям под страхом самого сурового наказания было запрещено его беспокоить. Здесь была скрыта какая-то тайна, и Айк дорого бы дал, чтобы проникнуть в неё.
По тому, как быстро тетя вышла обратно с пузырьком мази в руке, Айк сразу понял, что отца в пристройке нет. Значит, он сегодня отправился в город – при мысли об этом сердце Айка упало.
   Эдвард бывал в городе регулярно, раз в две недели - всегда, но бывало уходил и чаще, на день-два. Айк сам не понимал, почему так не любит отлучки отца. Эдвард никогда не был особенно близок с детьми – он вообще говорил мало. Но когда отец возвращался из города, Айк ещё несколько дней не мог себя заставить посмотреть ему в лицо. Что-то страшное было в этом лице, что-то неумолимое и жестокое.
С таким чувством смотришь на сломанное ураганом дерево – ствол его всё ещё могуч и строен, взгляд с восхищением скользит по нему в недосягаемую высь и предвкушает зрелище прекрасной, густой кроны – и вдруг видит на том месте, где она должна была быть, иззубренный слом и торчащие во все стороны куски дерева.
Бет быстро и ловко смазала ушибы братьев, и собиралась уже вернуться к делам, когда Айк окликнул её:
- Тетя! А отец скоро вернется?
Бет тяжело вздохнула.
- Не знаю, детки. Всевышний даст – сегодня вечером, но может и задержаться на несколько дней.
Увидев, как опечалилось лицо Айка, Бет неожиданно спросила:
- Почему ты так не любишь, когда он уходит, Айки? Не замечала, чтобы ты много времени проводил с ним, когда он дома.
Мальчик пожал плечами и поморщился от боли в спине.
- Не знаю. Мне не нравится, какой он возвращается…
- Какой?
- Не знаю, - неохотно повторил Айк, - какой-то...странный. Как будто...как будто бы это и вовсе не он. А потом...ну, только через пару дней становится прежним. Понимаешь?
- Пожалуй, - медленно произнесла Бет, устремив взгляд куда-то мимо Айка, - да, наверное, понимаю, Айки.
- А...он обязательно должен ходить туда, тетя?
- Боюсь, что да, Айки. Без этого не обойтись.
- А почему он такой приходит? Его обижают в городе?
- Обижают? - мрачно усмехнулась  Бет, - нет, малыш, его не обижают. На этот счет не беспокойся.
- А…- чувствуя, что тетя в настроении, Айк совсем расхрабрился и выдал давно уже мучивший его заветный вопрос, - а мы с Эйвом могли бы пойти с ним?
- С ним? – повторила Бет и темное её лицо помрачнело ещё больше, - ни к чему это. Поверь, Айки, ничего там для тебя интересного нет. Вы бы только помешали отцу, а у него важное дело, понимаешь?
- Угу, - вздохнул Айк, отворачиваясь. Вопрос этот он задавал уже не в первый раз и ответ был всегда примерно одинаков. Если бы тетя просто и понятно объяснила, что такое делает отец в городе, возможно, Айку удалось бы смириться с тем, что ему нельзя взглянуть на эту его работу даже одним глазком. Уклончивые же ответы только разжигали любопытство мальчика.
Печальная улыбка тронула губы Бет; она быстро прошла через комнату и провела сильной рукой по пышным волосам Айка.
- Дурачок ты, дурачок! – с нежностью произнесла она и летуче вздохнула, - потерпи, недолго уж осталось ждать! Возьмет тебя отец с собой, очень скоро возьмет. Вот только будешь ли ты рад этому…
Айк закрыл глаза. Воображение рисовало ему картины, одну невероятнее другой и он не обратил внимания на последние слова тетки, на печаль в её голосе.
И ещё он думал о том, что когда ему будет разрешено пойти с отцом, быть может, он наконец узнает, почему ни его, ни Эйвора знать не хотят все окрестные ребята, с которыми он долго и безрезультатно пытался свести дружбу.

Начало номер 3

И третье, совсем коротенькое начало, созданное в июле 2018г.
Именно тогда я начала понимать - что-то в этой книге явно придется переделать :)) И только в 2019 году мне это наконец удалось ;)


Айкен Райни считал, что в жизни ему не повезло дважды - с цветом глаз и с волосами.
Глаза у него были ярко-карие; тетя Бет называла этот цвет "ореховым" и уверяла, что это очень красиво, но сам Айк так не считал. Он знал, что в солнечный день они приобретают тот золотисто-медовый оттенок, какой бывает присущ глазам диких животных и бродячих собак. Деревенские ребята тоже это заметили. Они дали Айку обидное прозвище "дворняжка" и бросали в него камнями всякий раз, как видели.
Волосы же не устраивали Айка в том плане, что доставляли кучу неудобств. Их, казалось, было слишком много для его головы - этакая мощная шевелюра до плеч, своей густотой и пышностью смахивающая на гриву льва. Каждое утро Айк тщательно причесывался и завязывал волосы  в хвост и каждый вечер был похож на огородное пугало, но это было ещё полбеды. В конце концов Айку было всего одиннадцать, а в этом возрасте люди редко бывают озабочены своим внешним видом. Но вот бегать по лесу, когда твои волосы так и норовят зацепиться за каждую ветку, или полоть гряды в огороде, отмахиваясь от тяжелого, жаркого хвоста, то и дело сползающего с плеча - вот это действительно способно вывести из себя кого угодно. 
Айк регулярно ныл и жаловался тете Бет на свою тяжелую участь и она неизменно отвечала в том смысле, что он сам себе хозяин. Если хочет, может хоть обрить голову наголо, ей всё равно. Однако, несмотря на жалобы, Айк продолжал носить длинные волосы. Если бы его спросили, почему он всё-таки их терпит, он, наверное, сам не смог бы ответить. Быть может, потому что его волосы так нравились матери? Она всегда ими восхищалась...
- Бери пример с Эйвора, - заявляла Бет, если племянник уж слишком её доставал, - он младше тебя, но не морочит мне голову всякой ерундой.
На это Айк резонно возражал, что у Эйвора волос меньше раза в три, что их едва хватает на жалкий крысиный хвостик, который, разумеется, нисколько брату не мешает. А Бет говорила, что по сравнению с волосами Айка любой хвост покажется крысиным и вообще, кто-то слишком много выделывается, вместо того, чтобы пойти и почистить хлев. Аргумент был так себе, но приходилось идти, ничего не поделаешь.
Да, глаза и волосы были разочарованием, но в остальном Айку не на что было жаловаться. Он был крепким, сильным мальчиком, смуглым и темноволосым, как и все в семье Райни. Тетя Бет говорила, это оттого, что их предки жили далеко на юге, где никогда не бывает зимы, а сюда переселились аккурат после Великого Исхода, согнавшего всех с насиженных мест. Айк частенько мечтал о том, чтобы побывать в тех местах; он терпеть не мог зиму и холод, зато при летней жаре просто блаженствовал.
Надо сказать, что жару переносить было довольно легко ещё потому, что дом семьи Райни, окруженный хозяйственными постройками и крепким, высоким забором, находился в самой чаще леса, а лес прекрасно сохранял прохладу. И даже в самый разгар летнего полдня, когда всё в мире сонно замирало, давал возможность жить в свое удовольствие.
Тот день, навсегда врезавшийся в память Айка, был, однако, ещё не летним. Это потом уже, за давностью лет в воспоминаниях своих он придал ему идиллическую летнюю прелесть. Была весна. То самое необыкновенно чудесное и мимолетное время, когда только-только вошедшая в силу молодая листва наполняет лес своим терпким, клейким ароматом, а трава буквально рвется ввысь, стремительно скрывая под собой увядшие прошлогодние стебли и листья.
Разумеется, первыми на свет вылезли сорняки, это наказание Всемогущего за грехи людские. Айк всегда поражался, с какой скоростью они растут - куда быстрее, чем обычная трава и уж конечно, в разы быстрее, чем заботливо посеянные на огородных грядах овощи. Пока изнеженное человеком окультуренное растение соберется с духом и выглянет на свет из земли, сорняк успевает уже вымахать сантиметров на десять вверх; только успевай пропалывать, а иначе никакого урожая не увидишь. Заглушит его сорная трава, иссосет, задавит. А полоть так неохота, скука же это смертная! Да делать нечего, у тетки не забалуешь. Определит норму работ, сверкнет черными своими глазами - так и дух из тебя вон! Вертись, как хочешь, но чтобы всё было сделано, а то и без обеда остаться можно. Айк в детстве пару раз оставался - это было очень неприятно, даже не столько от голода, хотя аппетит у него всегда был отменный, сколько от стыда. Вся семья сядет за стол, а ты стоишь, как дурак, не знаешь, куда приткнуться, чем себя занять. Тетка словно бы и не видит тебя, не замечает, Эйвор смотрит сочувственно, а сестры громко, с детской непосредственностью спрашивают, почему не кушаешь с ними. А если ещё, не приведи Всемогущий, отец дома, тогда и вовсе нестерпимо такое наказание. Отец ничего не скажет, конечно - он вообще скуп на слова, больше отмалчивается. Но уж посмотрит так, что заречешься в другой раз халтурить и от работы отлынивать. Взгляд его темный вытерпеть невозможно, уж лучше бы, как тетка, за ухо или подзатыльника влепил бы. Так нет, пальцем никогда не тронет, только смотрит так, что впору сгореть со стыда.
Зато какое облегчение и радость, когда дневная норма работ выполнена и можно гулять в свое удовольствие! Айк стремился как можно скорее достичь этого блаженного состояния полной свободы и легкости помыслов, поэтому принимался за дело сразу же после завтрака. Эйвор напротив, всегда откладывает, откладывает неизбежное неприятное дело, дотянет до последнего, потом в спешке делает всё абы как и закономерно получает по полной программе от тетки за свою халтуру. Айк этого не понимал - как можно бегать и играть, когда предстоящая работа висит на душе тяжким грузом? Никакого удовольствия от такого времяпровождения. Эйвора же, казалось, это вообще не напрягало. Он с легкостью выкидывал из своей беззаботной головы любые посторонние мысли, как дерево сбрасывает осенью пожелтевшие листья, и веселился в свое удовольствие. 
Вот и сейчас они играли в прятки и младший упоенно носился по лесу, хотя дома осталась непрополотой гряда с салатом. Айк, спрятавшись за стволом огромной сосны, беспокойно переступил с ноги на ногу. Свою часть работы он выполнил, но не сделанное дело Эйвора тревожило его. Не так сильно, как свое, но всё равно. Пару раз он пытался потихоньку доделать брошенное непутевым братцем, но тетка каждый раз набрасывалась на него, как на врага. Мол, ты что, хочешь, чтобы брат вырос в паршивого лентяя, не умеющего ни одно дело довести до конца? Приходилось скрепя сердце терпеть безалаберность Эйвора, хотя у Айка руки чесались довести до совершенства работу, кое-как сделанную младшим…однако где же его носит?