— Только посмотри на это!
Инза взмахом руки погасила портативный гало-экран, приблизилась к одному из обзорных и бесцеремонно потыкала в него пальцем. Во все стороны, точно круги по воде, разошлись радужные блики, запрыгали по унылым серым стенам Наблюдательной Башни.
— Ну где ты там?.. — Заметив краем глаза золотистое мерцание, тут же передумала оборачиваться. — А, черт, извини.
— Ничего. — Ее напарник приблизился и склонился к экрану. Худые, бледные руки с привычной ловкостью скрутили золотистые волосы в пучок на затылке, оставив строго положенную по длине прядь лежать на плече синего одеяния. — Правильно сделала, что разбудила. Погоди... он что, хочет?..
— Видимо, да! — Инза взъерошила огненно-рыжий ежик волос, проведя ладонью с затылка на лоб и обратно. — Глянь, что делает?! Невероятно! Этот мальчишка или чертов гений, или полный дебил!
Несколько секунд они наблюдали за происходящим на гало-экране, не в силах оторвать глаз.
— Если полетим сейчас, еще успеем его остановить. — Инза сама не знала, утверждение это или вопрос.
Ее напарник покачал головой.
— Пятнадцатый сектор. Полетели. Как раз увидим, получилось у него... или нет.

Питер в очередной раз вытер пот со лба и покрепче намотал на руку кожаные ремни. Не ожидал, что в долине гейзеров будет так жарко — все-таки она находилась среди гор.
С колотящимся сердцем он смотрел на творение своих рук — оболочку из тонкой кожи с приделанными снизу стеклянными трубками. Трубки заканчивались воронками, в которые собирался водород, выделявшийся пузырьками в горячих струях гейзера.
Кожаная оболочка вздувалась и опадала, точно огромное сердце. Через полчаса она превратилась в настоящий воздушный шар — точь-в-точь такой, как описывалось в книге. Концы опоясывающих его ремней Питер придавил камнями, но теперь не был уверен, что они выдержат.
В любом случае это единственный шанс. Ветер потащит шар на ту сторону, и как только Барьер останется позади, Питер просто проткнет шар палкой с толстым гвоздем на конце. Палку он сжимал в правой руке, ремень — в левой. Ладони похолодели и взмокли от пота.
— Сейчас увидим, кто тут не сможет преодолеть Барьер, придурки, — пробормотал Питер себе под нос.
Внезапно ремни, удерживавшие шар, угрожающе затрещали, один из них вырвался из-под камня, хлестнув по воздуху, как пастуший кнут. Шар взмыл в небо, и Питер почувствовал, как ноги отрываются от земли. К счастью, он не надеялся на силу рук, хоть она и была немалой, и закрепил конец ремня на поясе. Его потащило вверх, точно тряпичную куклу — подъемная сила шара оказалась огромна.
Безоблачно-синее летнее небо распахнулось, ударило Питера в грудь потоками холодного воздуха. Дыхание замерло в груди — долина гейзеров стремительно уносилась вниз и превращалась в серое пятно, горы становились все ниже и ниже с каждой секундой. На миг он представил, как глупо выглядит — здоровый парень висит между небом и землей, как коровья туша в мясной лавке.
Но отец всегда говорил, что лучше выглядеть глупцом, чем трусом. К тому же Питера мгновенно охватил пьянящий восторг.
Он летит, летит по-настоящему! Месяцы проб, ошибок, бесконечных расчетов — и у него все-таки получилось!
Он бы завопил от радости, но ветер не давал даже вдохнуть как следует. К тому же Питер быстро понял, что набрал слишком большую высоту. Его отнесло уже довольно далеко от гор — внизу расстилался лес, темно-зеленый, хмурый, бескрайний, как море. Пожалуй, пора осторожно проткнуть шар и молиться Всемогущему Отцу, чтобы тот не лопнул...
Питер не без труда поднял палку — ее он тоже предусмотрительно привязал ремнями к предплечью, чтобы не уронить... и ошеломленно замер.
Палка оказалась недостаточной длины.
Не хватало какой-то ерунды, пары сантиметров, может, вообще одного сантиметра, но гвоздь не дотягивался до шара. Должно быть, ремни растянулись под тяжестью Питера и... и все.
Он похолодел. Ветер рвал волосы, леденил тело под курткой. Шар уносился все выше, бесконечная синь неба словно сгустилась, воздух с трудом вливался в грудь.
«Да ты смеешься».
Питер попытался подтянуться на руке, которой держался за ремень, но ему не хватило сил. Тогда он начал размахивать палкой в безнадежной попытке зацепить проклятый шар. И, возможно, это ему удалось, а может, какой-то шов оказался недостаточно прочным.
От грохота заложило уши, и Питер камнем полетел вниз.

Он зажмурился, сжался в комок, понимая, что толку от сгруппированности будет мало. Но отец учил его правильно падать с раннего детства, движение было рефлекторным. Его крутило, переворачивало, ветер выл, свистел в ушах. Воздух становился ощутимо теплее, земля приближалась... а вместе с ней и смерть.
И все же Питер почти не боялся, в нем все еще жило счастье полета, простор, захватывающий дух, за который не жаль заплатить жизнью. Хотелось раскинуть руки и лететь — даже в эти последние мгновения.
Уши вдруг заполнил странный гул, непохожий на шум ветра. Кто-то крикнул, словно предупреждая об опасности — высокий, женский голос.
А потом его подхватила пара рук.
Невероятно, но этот человек как будто летел рядом с Питером. Одна рука обвилась вокруг его спины, другая подхватила под колени, бережно и легко остановив сумасшедшее падение. Тем не менее голова у Питера закружилась, и к горлу подкатила тошнота. Он невольно приоткрыл глаза, слезившиеся от ветра.
И увидел лицо — сосредоточенное, с плотно сжатыми губами. Оно было одновременно прекрасным и отталкивающим, но Питер не смог бы сказать, в чем же его красота и в чем безобразие. Лицо окружало платиново-белое сияние, всполохи скользили по золотым волосам.
Ошеломленный, Питер поспешно закрыл глаза.
Неужели он уже умер и один из посланников Всемогущего Отца несет его в своих объятиях? Неужели сказки про посмертие и Тот Берег оказались реальностью?!
Внезапно державшие его руки сжались сильнее, Питер ощутил, что совершает немыслимый кульбит, и почти с облегчением исчез из этого мира.

Пришел в себя от солнечных лучей, бьющих прямо в лицо. Поморщился, поднял руки... и обнаружил, что запястья, как и лодыжки, стянуты тонкими белыми ремешками.
Сам он лежал на чем-то мягком, над головой проплывало небо с безмятежно-белыми облачками. При этом никакого ветра не ощущалось.
Жив! Он все-таки жив, поверить невозможно!
Питер слегка повернул голову... и понял, что лежит на заднем сиденье какой-то... повозки? Наверное, можно сказать и так. Но двигалась эта повозка поразительно плавно, точно лодка по волнам. А впереди на двух составленных вместе мягких сиденьях расположились двое.
Чьи-то задранные вверх ноги в черных сапожках со шнуровкой лежали на переднем крае повозки. Рука с татуировками в виде волн мягко скользила по воздуху, за ней тянулись расплывчатые линии и вспышки. Пурпурные, белые, голубые, они возникали как будто из ничего.
Питер как завороженный следил за движениями этой руки, как вдруг из второго кресла раздался мягкий, глубокий голос. Слова были непонятны, но ноги в сапожках с явной неохотой опустились. Питер невольно проследил за ними... и взгляд наткнулся на прядь волос, лежавшую на ручке кресла.
Густая, широкая, тяжелая даже на вид, она переливалась, точно плотный, дорогой шелк. Благородный сплав золота и меда сиял в солнечных лучах, и Питер тут же вспомнил, где видел точно такой же оттенок.
Вдруг стало жарко, наверное, от солнца. Но только он потянулся, чтобы коснуться этих необыкновенных волос, как странная повозка плавно остановилась.
Сидящие впереди обменялись несколькими словами на все том же незнакомом языке, что-то мягко щелкнуло, и в повозку ворвался ветер, а с ним шум леса. Питера ухватили за связанные руки и бесцеремонным рывком поставили на ноги.
Перед ним стояла колоритная пара.
Девушка с ежиком красно-рыжих волос, в серых штанах из странной гладкой ткани и такой же куртке — на поясе у нее было закреплено металлическое устройство, что-то вроде узкой подставки на гибком кронштейне.
И второй, тот самый, чье лицо парило над Питером в небесной выси и так поразило его своим несоответствием... чему? Он не успел его толком рассмотреть, понял лишь, что правая половина этого странного лица значительно светлее левой. Его спаситель резко отвернулся — мелькнула золотистая прядь и длинные полы синего с черным одеяния, — схватил Питера за локоть и потащил за собой. Они были одного роста, но золотоволосый раза в два тоньше — худощавый и гибкий, как хлыст.
— Эй, поаккуратнее! — вякнул Питер, но тут же обнаружил, что путы на ногах позволяют идти, если не ступать широко. Оглянулся, чтобы рассмотреть повозку, но увидел только нечто обтекаемое, длинное, серебристо-блестящее.
Девушка, заметив его любопытный взгляд, тихонько хмыкнула и мотнула головой — смотри вперед, мол. Питер послушно посмотрел и обмер.
Они приближались к огромной башне, словно высеченной из куска цельного камня. По ее темной поверхности змеились длинные трещины, густо поросшие мхом. Ни окон, ни дверей — и впрямь словно скала, торчащая посреди густого леса.
— Э-э-э, послушайте... я сюда попал случайно, совсем необязательно сажать меня в тюрьму и пытать, хорошо? — пропыхтел Питер, торопясь за своим конвоиром.
Девушка позади него захихикала, но ничего не сказала.
В голове у Питера крутились тысячи вопросов, но он уже понял, что язык людей за Барьером сильно отличается от его родного. Это могло стать проблемой — как и то, что он, похоже, нарушил какие-то правила, и вот теперь его схватили... стражи границы?
Вероятно, да. Смешно, но Питер даже не подумал о том, что Барьер может охраняться. Любой, кто приближался к нему вплотную, умирал на месте, неважно, человек или животное — так на кой, спрашивается, его охранять?
Золотоволосый дернул, вынуждая идти быстрее, но угрозы в рывке не ощущалось — скорее, досада.
— Эй, мне не нужны неприятности! — поспешно произнес Питер. — Я просто хотел доказать ребятам, что смогу преодолеть Барьер. Отпустите меня и забудем о том, что видели друг друга...
Тут он запнулся, осененный внезапной мыслью.
Как золотоволосый поймал его? Без сомнений, он летел, так же, как и Питер, только этот полет был контролируемым, настоящим. Не какое-то глупое падение с дурацкого шара.
Он просто обязан остаться и узнать секрет такого полета! Глупый спор с деревенскими парнями сразу отодвинулся на второй план — тем более что Питер его уже выиграл.
«Как ты это сделал? — Он сверлил взглядом висок золотоволосого, словно надеясь передать ему свои мысли. — Как тебе удалось взлететь и поймать меня?»

2

— Чего это он замолчал? — осведомилась Инза, движением руки вызывая гравиподъемник. — Лингвокодер не успел настроиться.
Ее напарник ступил на платформу и втащил юношу за собой.
— Может, испугался? Они там живут, как дикари, ты же видела записи. Хорошо, если письменность есть...
— По его физиономии не скажешь, что он вообще способен чего-то бояться, — скептически заметила Инза, — ну и продувная же рожа, вот будто прям сейчас из Трущоб!
Синие глаза взглянули на нее с упреком.
— Ты же его совсем не знаешь!
Платформа взмыла ввысь, юноша отпрянул и прижался спиной к груди напарника Инзы. Та хихикнула.
— Ты ему понравился.
— Не говори глупостей.
Прохладный тон этого голоса мог смутить кого угодно, но только не Инзу.
— То есть как, совсем?! — ахнула она и, когда платформа замерла, еще одним движением руки включила освещение в Башне. — Ты что, Полуликий, смерти моей хочешь?
— Не говори глупостей, — повторил ее напарник чуть мягче.
Они вошли в центральный зал, и вдруг юноша шумно вдохнул и, кажется, забыл выдохнуть. Инза бросила беглый взгляд на радужные гало-экраны, занимавшие целую стену, и пожала плечами.
— Что будем делать? Доложим в Главную?
Полуликий снял массивный пояс из металлических пластин, охватывавший его узкую талию, и бросил его в кресло. Скрестил на груди изящные руки и несколько секунд изучал юношу, который, распахнув глаза и рот, в полном восторге смотрел на экраны.
— Выглядит, конечно, как полный идиот... однако смог построить воздушный шар. И каким-то образом узнал высоту Барьера...
Инза улыбнулась, но не успела ничего сказать — гравиподъемник с шелестом пошел вниз. Девушка тут же переменилась в лице.
— Черт, это наверняка Тайрон! Быстрее, надо его спрятать!
Они схватили юношу за локти и, игнорируя его восклицания и вопросы, затащили в короткий коридор с двумя дверьми друг напротив друга.
— К тебе? Нет, давай ко мне!
Инза коснулась замка, мелькнула зеленая вспышка, и дверь бесшумно скользнула в сторону. Полуликий остался в коридоре.
— Побудь здесь, я разберусь.
Инза хотела что-то сказать, но дверь уже закрылась.
Полуликий глубоко вздохнул, откинул за спину золотистую прядь и вернулся в центральный зал.

У Питера голова шла кругом. Башня, платформа, поднявшаяся сама по себе, и радужная стена совершенно его деморализовали. Он подозревал, что люди за Барьером — если они там есть — живут по-другому, но такого не ожидал.
Когда его вдруг схватили и сунули в какую-то полутемную комнату, он уже ничему не удивлялся. Лимит удивлений был на сегодня исчерпан.
Девушка произнесла несколько слов, сильно смахивавших на ругательства, и провела ладонью в воздухе на уровне груди. Тут же перед ней вспыхнуло уже знакомое Питеру разноцветное сияние, мановением руки превратившееся в картинку. Глядя поверх плеча девушки, Питер понял, что перед ним центральный зал.
У переливавшейся разноцветьем стены лицом к лицу стояли золотоволосый и еще один человек — пугающе крупный, мускулистый, с наголо бритой головой и раскосыми глазами. На нем была такая же серая куртка и штаны, как на девушке. Уперев руки в бока, он по-хозяйски осматривал сияющую стену.
— Это еще что за облом? — прошептал Питер.
Девушка вздрогнула, что-то пискнуло в переднем кармане ее куртки, и Питер вдруг услышал доносящиеся от картинки слова:
— У меня проскочил странный всплеск. Вы ничего не заметили?
Девушка быстро коснулась светлого пятна в углу картинки и прошептала:
— Наконец-то, года не прошло! Но теперь молчок!
Питер с изумлением осознал, что и эти слова прекрасно понял — и поспешно закрыл ладонью рот, чтобы случайно не сболтнуть лишнего.
Золотоволосый медленно опустился на большой темно-серый шар — тот мягко изогнулся, принимая форму его тела — и спокойно произнес:
— Парочка горных баранов ударилась о Барьер, вот и все.
Но раскосый не отставал:
— В каком секторе?
— В четырнадцатом.
— Что-то этот всплеск не походил на обычное животное.
— А на что же он походил? — вежливо осведомился золотоволосый.
— А черт его знает. Поэтому я и прилетел узнать, не было ли чего у вас. Инза спит?
— Конечно.
Раскосый походил взад-вперед перед разноцветной стеной. Движения выдавали огромную мощь его тела; это напомнило Питеру их деревенского быка — злобную черную тварь. Наверное, поднимись он на задние ноги, выглядел бы примерно так же. Раскосый даже слегка наклонялся, словно опасался задеть макушкой потолок, хотя, разумеется, тот был достаточно высоким. Молчание затягивалось.
Питер облизнул пересохшие губы и вдруг понял, что девушка тоже напряжена до предела.
— Ну давай, проваливай уже, — прошептала она, кусая губы.
Золотоволосый сидел в расслабленной позе и лениво обозревал мерцающую стену. Наконец спросил:
— Ты разбудил напарника?
Инза тихонько застонала. Здоровяк тут же развернулся, словно только и ждал вопроса и грубо осведомился:
— Твое-то какое дело?
— Но если Башня осталась без присмотра...
Золотоволосый замолчал на середине фразы. Странный гость вразвалочку приблизился к нему, положил руки на подлокотники кресла и, склонившись чуть ли не к самому лицу собеседника, выдохнул:
— Тебя это не касается, Полуликий.
Плечи золотоволосого словно окаменели, но он даже не пошевелился. Не попытался оттолкнуть наглеца — как любой человек поступил бы на его месте. Лишь слегка отвернулся, и Питер увидел «светлую» часть его лица — высокую скулу, идеальную линию подбородка, плотно сжатые губы. Сердце сжалось и забилось быстрее, словно на миг его мягко стиснула чья-то рука.
Секунды текли, а раскосый здоровяк продолжал нависать над Полуликим — даже, кажется, придвинулся ближе.
— Дай ты ему кулаком по роже как следует! — яростно прошипела Инза. — Да ногой добавь!
Питер машинально кивнул. Сам он, несмотря на свой довольно миролюбивый нрав, дрался десятки раз — в основном, когда кто-то из деревенских парней сомневался в его смелости. И знал, что терпеть подобное обращение — все равно что повесить себе на грудь табличку «издевайтесь надо мной еще больше».
Кулаки сжались сами собой. Эх, если бы не дурацкие путы, он мог бы сейчас...
Но он тут же одернул себя. Мог бы что? Он понятия не имеет, что здесь происходит, и видит этих людей впервые в жизни.
Но что-то внутри Питера, что-то, пробудившееся при виде лица, что склонилось над ним в небесной выси, лица, наполовину погруженного в тень, словно луна в середине месяца, твердило — ты не можешь оставаться в стороне.
Полуликий по-прежнему сидел без движения, но это была неподвижность натянутой струны — так животное старательно притворяется мертвым под взглядом хищника.
В конце концов здоровяк выпрямился с оскорбительной ленцой. Ухмыльнулся, в два шага пересек зал, и платформа с тихим шелестом унесла его вниз.
Инза тут же бросилась к двери. Питер поспешил за ней, забыл, что ноги все еще спутаны, как у лошади, и чуть не упал.
— Ну и зачем? — донесся до него голос девушки. — Надо было мне остаться!
Полуликий что-то тихо ответил, Инза фыркнула:
— И что? Мне, слава богу, не нужно сохранять лицо ради клана, который вышвырнул меня, как вещь!
Питер замер в проеме, Полуликий и Инза оборвали разговор и обернулись. Точнее, обернулась Инза, Полуликий в очередной раз показал Питеру затылок. Золотая прядь как живая соскользнула с плеча и опустилась ниже пояса.
Питер вновь ощутил всепоглощающее желание коснуться этих необыкновенных волос... и поспешно отвел глаза. Что на него нашло? Безумие какое-то...
— Лингвокодер работает! — радостно объявила девушка. — Эй ты, скажи что-нибудь! Имя у тебя есть?
— Я...
Но Питер не успел сообщить свое имя. Полуликий, опустив голову, двинулся прямо на него, вынуждая посторониться. Его плечо почти коснулось плеча Питера, тот ощутил свежий аромат, напоминающий о лесе после дождя, и невольно вдохнул чуть глубже, чем обычно.
Полуликий прижал руку к двери напротив комнаты Инзы и мгновение спустя исчез, так и не промолвив ни слова.

Инза шумно выдохнула и рухнула на второй шар, который подхватил ее, мгновенно приняв нужную форму.
— Ну и денек, чтоб его черти драли! — Она с силой провела ладонью по огненному ежику волос с затылка на лоб и обратно и покосилась на дверь, за которой скрылся Полуликий. — Может, поспит... зря я так, пожалуй... ну что стоишь столбом, садись!
Последняя фраза относилась к Питеру. Тот оглянулся, но ничего, кроме шара, из которого недавно встал Полуликий, не увидел. С опаской опустился на самый краешек, однако шар оказался коварным — Питер и охнуть не успел, как очутился в его «объятиях».
Мягкая, бархатистая поверхность еще хранила чуть заметное тепло тела Полуликого. Осознав это, Питер вздрогнул и поспешно спросил:
— Кто это был?
И тут же понял, насколько странный вопрос задал. Не «Где я?», не «Что вообще это все?» — вполне логичные в данной ситуации.
Но ему совсем не понравился этот здоровяк и особенно то, как он обошелся с Полуликим. При одном воспоминании о его окаменевших плечах и о том, как он прошел мимо, спрятав лицо, в душе Питера поднималась настоящая злость.
Слишком уж знакомо все это выглядело, слишком напоминало его собственное недалекое прошлое.
Услышав вопрос, Инза вздернула темные брови. Глаза у нее были тоже темные, блестящие, кожа угреватая, болезненно-бледная, как у человека, редко бывающего на солнце.
— Тайрон. — Она ограничилась именем, словно оно все объясняло. — Есть хочешь?
— Хочу! — оживился Питер. — А что есть?
Он ожидал, что Инза встанет и пойдет куда-то за едой, но она только порылась в карманах куртки, достала что-то маленькое, круглое и закинула в рот. Протянула ладонь к Питеру.
Он медленно взял белый округлый предмет размером с небольшую сливу и недоуменно повертел в пальцах.
— Это что еще такое?
 Инза уже жевала вовсю, откинув голову на спинку кресла, и только рукой махнула.
— Еда. Ты же хотел есть? Дневная норма калорий, витаминов... в общем, всего, что там требуется.
Питер смело положил «сливу» в рот и раскусил. Вкус оказался совсем неплохим — чуть сладковатый, мучнистый, он слегка напоминал картофель, но именно что слегка.
Инза вздохнула, на этот раз с облегчением. Провела ладонью перед грудью, особым образом сложив пальцы, а затем сделала быстрое движение, как будто бросила что-то в буйство красок на стене.
Она тут же разделилась на отдельные картины, показывающие лес и горы. Питер узнал долину гейзеров и сообразил, как эта парочка ухитрилась подоспеть к нему на помощь.
Да, кстати!
— Спасибо! — произнес он, пожалуй, слишком громко, потому что Инза тут же на него шикнула. Поспешно понизив голос, повторил: — Спасибо, что спасли меня!
Инза внимательно осмотрела все картины, устроилась поудобнее и, скрестив руки на груди, наконец-то обратила внимание на Питера.
— Что ты здесь забыл, человече? Зачем за Барьер полез, тебя ж могло убить.
Питер тоже скрестил руки на груди.
— А вот и не могло. Птицы же над Барьером летают. Я все рассчитал.
Инза недоверчиво хмыкнула.
— Я это заметила, когда ты вниз летел. Задумка просто блеск.
— Это случайность! — Питер вызывающе вскинул голову и почувствовал, что краснеет.
— Ладно-ладно, не подпрыгивай. — Инза взмахнула рукой, и перед ней засветился молочно-белый прямоугольник с какими-то схемами. — Мне учиться надо, тихонько посиди. Поспи, если хочешь. Полуликий проснется, и мы тебя назад доставим в лучшем виде.
Сердце Питера екнуло.
— Назад?
— Ну за Барьер. — Пальцы Инзы утопали в белом свечении, черные линии под ними сталкивались и разбегались, как живые.
«И я больше его никогда не увижу... ну то есть не узнаю секрет полета».
Питер сделал движение, чтобы выбраться из шара — тот услужливо подтолкнул его в спину, практически поставив на ноги. Очень кстати, потому что встать со связанными руками и ногами оказалось нелегкой задачей.
— Но я не хочу возвращаться!
Инза взглянула на него снизу вверх, прищурившись.
— Слушай, хоть ты и первый человек, который смог преодолеть Барьер за триста с чем-то там лет, но не воображай слишком много. Ты что, не знаешь, почему его поставили? И зачем мы с Полуликим и еще куча народу торчит здесь и за ним наблюдает?
— Конечно нет! — рассердился Питер. — Откуда мне знать?
Инза слегка нахмурилась, и гармония линий на экране распалась в хаотический беспорядок.
— Может, вы там и про эпидемию не слыхали?
— Про Белую Лихорадку? Конечно, об этом все знают.
— Ну хоть что-то... ох! — Инза со вздохом сжала пальцы, и белое сияние, расчерченное схемами, погасло. — Ладно, пропал день, значит, пропал. Не стоило бы рассказывать... хотя все равно тебе никто не поверит. А если и поверят, разницы, думаю, уже никакой.

3

За какие-то полчаса девушка с дикой стрижкой и железякой на поясе полностью перевернула мир Питера.
Триста лет назад от эпидемии Белой Лихорадки погибла большая часть человечества. Спасаясь от болезни, люди бежали из мегаполисов, селились в крохотных городах и поселениях, превращая их в крепости. Только так можно было отбиться от разбойников и мародеров, наводнивших страну.
Погибли технологии, искусство, многие ремесла. Цивилизация откатилась на уровень средневековья, в котором и существовала до сих пор. Все, что осталось от прежнего мира, — древние Хранилища, в которые люди перед гибелью приносили разнообразные предметы, чтобы сохранить их для потомков.
Питер знал эту историю с детства — как и все остальные жители его мира.
Истина оказалась одновременно и лучше, и ужаснее.
Когда другие страны поняли, что Белая Лихорадка выходит из-под контроля, они обнесли зону бедствия защитным Барьером. Поднимаясь на пять метров в высоту и на столько же уходя под землю, он гарантировал, что ни одно живое существо не выберется наружу.
Прикосновение к Барьеру убивало на месте. Птицы не переносили Белую Лихорадку и не болели ею, поэтому Барьер не стали делать очень высоким. Но все равно множество птиц врезалось в него и погибало.
Пораженную зону оставили, по выражению Инзы, «вариться в собственном соку». Вокруг выстроили периметр из Наблюдательных Башен — каждая держала под контролем несколько секторов Барьера. Наблюдателей в Башне всегда было двое, они сменяли друг друга. И жили, естественно, здесь же.
— Полуликий тут уже двадцать лет, — Инза закинула в рот еще одну овальную капсулу, на этот раз ярко-вишневого цвета, и с удовольствием прожевала, — Башня — его дом. Надеюсь, моим домом она не станет.
Питер сидел, точно громом пораженный. Инза протянула ему высокий металлический сосуд с узким горлом.
— Выпей, тебе явно не помешает.
Питер машинально принял сосуд, глотнул и закашлялся. Взглянул на него, словно очнувшись от сна.
— Это же... это...
— Самбука! — с гордостью произнесла Инза. — Вещь в себе! Ну что ты так смотришь? Конечно, здесь все пьют, а то и похуже что. Скука же смертная. Я вот хоть учебой спасаюсь, помогает не спятить. Башни эти — настоящая, как это... жёппа мира, так, кажется, раньше говорили?
Питер вытер выступившие на глазах слезы. В деревне варили бражку, но мама говорила, что вкус — хуже некуда, и он ее так и не попробовал. Мнению мамы можно доверять, она была Искателем, исследовала Хранилища.
Инза отхлебнула из сосуда и передала его обратно Питеру. Второй глоток прошел значительно легче, в животе свернулось клубком приятное тепло. В голове же по-прежнему царил дикий сумбур. Питеру даже показалось на миг, что все это ему снится. Хотя, конечно, таких забористых снов надо поискать.
Одна мысль вдруг выбилась из общего хоровода и засияла ясно и четко.
— По-ослушай... а этот, как его... Полуликий? Как он меня поймал, а?
— Э-э-э... — Инза с ухмылкой погрозила ему пальцем. — Он все время придумывает разные штуки. Попроси, он тебе покажет.
Почему-то от этих слов Питера охватил мягкий, тающий жар — как у печки, когда подбрасываешь дрова и слишком близко наклоняешься к огню. Инза сидела справа от него, и кровь прилила к правой щеке, словно ее слова оставили видимый след. Быть может, виной тому была иноземная крепкущая брага, как бишь ее.
— А... почему он прячет лицо? Или мне показалось?
— Прячет, — Инза поболтала сосудом у уха, заглянула в него, прищурив один глаз, и с довольным видом сделала еще глоток, — ты ж видел, какой он. Клан Лэ его потому и попер, мелким еще. Полуликий наш из эр-ланов, причем из самых важных. Его родаки в Совете сидят, их по галику часто показывают. О, да щас сам увидишь!
Питер ничего не понял и только хотел спросить, что такое «галик», как Инза взмахнула рукой. Мирные картины леса мгновенно изменились, словно ее движение смело их прочь, как карты со стола.
Несколько секунд на стене царила мешанина из переплетающихся картин, голосов и звуков.
— Да где ж это... а, вот! — Инза снова протянула руку, особым образом сложив пальцы.
Питер задохнулся.
Изображения объединились в одну огромную картину, занимавшую всю стену. На ней с высоты птичьего полета был показан... город?
Да, это походило на город, каких Питер не видел и не смог бы представить даже в бреду. Бескрайний лес исполинских шпилей и башен, уходящий за горизонт. Здания-иглы и здания-треугольники и что-то еще более причудливое, перекрученное и в то же время прекрасное, полное непринужденного изящества. Киноварные, салатные, золотистые, небесно-голубые оттенки сплелись в неотразимой гармонии. Как-то сразу стало ясно — это люди строили совсем не потому, что хотели укрыться от дождя или холода.
Все пространство между зданиями двигалось, как живое. Питер различал лишь сверкающие на солнце точки, летящие во всех направлениях — так крошечные рыбьи мальки мельтешат вокруг растущих на дне озера водорослей.
Зазвучал приглушенный голос — при этом самого человека не было видно:
— В Омороне продолжается подготовка к Дебатам, на которых клан Лэ займет самую прогрессивную позицию касательно так называемой «территории за Барьером»...
— Вот он, глянь, глянь! — Инза ткнула пальцем в стену и, воровато оглянувшись, шепотом добавила: — Это его папаня, самый знатный мудила во всей их компании!
На стене и впрямь появился видный до пояса огромный человек — стройный, он еще и держался очень прямо, что выглядело почти вызывающе. Строгое синее одеяние, точно того же оттенка, что и одежда Полуликого, сплошь покрывала серебристая вышивка, на талии его перехватывал широкий черный пояс. Волосы, стянутые на затылке в пучок, с выпущенной единственной прядью, сияли бледным золотом, как только что народившийся месяц.
А лицо поражало такой совершенной красотой, что Питер забыл даже о грандиозной панораме города. Глаза у человека были глубокого кобальтово-синего цвета с белыми прожилками на радужках — прожилки складывались в правильные узоры.
Пока Питер пытался уместить в голове мысль о том, что в мире могут существовать подобные люди, человек говорил:
— Многочисленные исследования подтверждают, что болезнь давно исчезла и не представляет опасности, тогда как огромная территория за Барьером — то, в чем нуждается сейчас наш мир. Перед угрозой перенаселения мы просто не можем и далее оставлять эти огромные пространства во власти обитающих там дикарей...
— Это он про вас! — сообщила Инза и прыснула со смеху, словно ничего забавнее и придумать было нельзя.
— Таким образом, — продолжало дивное создание с ледяным спокойствием, — на предстоящих Дебатах мы выскажемся совершенно однозначно — за уничтожение Барьера и передачу бывшей карантинной территории в ведомство застройки Оморона...
Инза движением руки оборвала эту речь, и на стене снова воцарились тишина и спокойствие бескрайнего леса. Его уже окутывал вечерний полумрак.
— Ну как, хорош? Челюсть-то подбери.
— Он... он... — Выпивка лишила Питера практически всех слов, имеющихся в его распоряжении.
Инза сделала еще глоток и мечтательно прищурилась.
— Да-а, эр-ланов недаром «прекраснейшими» зовут. Они могут запрограммировать для будущего ребенка все что угодно — цвет глаз, волосы, сложение... чтобы все было идеально и приспособлено к той роли, для которой эр-лан рождается. А вот с Полуликим промашка вышла. А может, и нет — не знает никто. Ходил такой слух, что это в его родаков метили. Подкупили генинженера, который код Полуликого составлял, чтобы он вот таким родился. Узнай кто — скандал был бы до небес. Вот от него и избавились по-тихому.
Питеру было страшно интересно, вот только голова почему-то не держалась прямо и все норовила упасть на грудь. В конце концов он сдался и позволил ей болтаться, как хочет. Он наелся, шар мягко обволакивал его со всех сторон, и в целом он чувствовал себя вполне неплохо. Только созрел еще один вопрос — и, кажется, он его даже задал:
— А как его звать-то... ну, Полуликого?
Инза зевнула и сделала еще глоток из сосуда.
— А-а-а, у него нет имени. Не полагается. Все его зовут Полуликим, стало быть, и ты тоже...
Питер хотел возмутиться — как это «нет имени»? Что за дурацкая идея?
Но в этот миг Инза и картинки на стене начали темнеть и постепенно куда-то исчезли.
И Питер, как это ни досадно, исчез вместе с ними.

Исчезновение оказалось частичным — окружающий мир как бы отодвинулся и начал существовать сам по себе, без участия Питера. Он смутно видел сквозь смеженные веки, как Инза закинула в рот еще одну капсулу, охнула, встряхнулась. Потом с силой потерла лицо и движением руки вызвала перед собой уже знакомую матово-белую картину с черными пересекающимися линиями. Глубоко вздохнув, девушка погрузилась в работу.
Питер, похоже, все-таки уснул — пришел в себя от голосов, которые резонировали в его бедной голове, точно в пещере. Но первая же фраза оказалась настолько любопытной, что он усилием воли остался в прежней позе, стараясь дышать глубоко и спокойно, как спящий.
Говорил Полуликий — Питер впервые по-настоящему слышал его голос. Он ласкал слух, как мягкое журчание полноводной реки.
— Спасибо тебе, — произнес Полуликий, а Инза тут же фыркнула:
— Не придумывай. Но имей в виду, я не собираюсь жить в одной комнате с незнакомым мужиком, даже ради тебя.
— Об этом и речи нет. Камера для морфо-кресел вполне подойдет, мы ею все равно не пользуемся.
— Там же дышать нечем!
— Оставим люк открытым. На складе еще хуже, сама знаешь. Кстати, что это с ним?
— Дрыхнет, — Инза хихикнула, — мы с ним выпили... совсем немножко.
— Почему тогда ты трезвая, а он спит? — В голосе Полуликого послышался мягкий укор, и Питер вздрогнул.
— Я хотела и ему амиланина дать, да он вырубился, — виновато промолвила Инза. — Ничего, зато лежит себе тихонько и не мешает. Настырный до ужаса!
— Воздержись от таких экспериментов, пожалуйста. На Дебатах он мне понадобится живым и здоровым.
— Да поняла, поняла, больше не буду.
Сердце Питера забилось сильнее — интонации последних фраз напомнили ему отца и маму. Неужели... между Полуликим и Инзой что-то есть?
Если задуматься, это вполне естественно. Вдвоем в Башне, оторванные от всех... как говорил Брат Всемогущего Патрик, опекавший их деревню, мужчина и женщина наедине и не подумают возносить молитвы Всемогущему.
Мысль эта обожгла Питера, и он осторожно приоткрыл один глаз.
Полуликий сидел в мягком шаре напротив Инзы. В руках он держал полупрозрачную пластину, и, всматриваясь в нее, хмурился, потирал лоб и проводил по пластине пальцами.
В зале не было окон, но с потолка струился рассеянный свет, и кое-что Питеру наконец удалось рассмотреть.

4

Внешность Полуликого можно было определить двумя словами — растоптанная красота.
Безупречность черт — точеный подбородок, совершенная линия скул, большие синие глаза с белыми узорами на радужках — разбивалась об огромное уродливое пятно. Оно багровой тенью закрывало левую скулу, щеку и часть лба и уходило за линию волос. В контрасте с белоснежной кожей правой половины лица это смотрелось жутковато.
Однако Питера это не сказать чтобы ужаснуло — наоборот, он даже слегка расслабился. Поведение Полуликого и Инзы готовило его к гораздо худшему.
Особенно поражало даже не пятно и не очевидное сходство с отцом, а то, что Полуликий казался гораздо старше него. Человек на стене был молод и полон сил, Полуликий же выглядел лет на сорок, если не больше. Морщинки залегли на переносице, в уголках чудесных глаз и по обеим сторонам сурово сжатого рта, нежного и розового, как цветок шиповника. На этом лице, прекрасном несмотря ни на что, казалось, навсегда застыло озабоченное и несчастное выражение.
Разглядывая Полуликого, Питер вдруг вспомнил, что у того нет имени, и его охватило негодование. Бросить своего ребенка — одно это уже казалось полной дичью, но не дать ему имени! До какой степени нужно ненавидеть беззащитное дитя?!
Инза права, отец Полуликого — мудила, каких поискать, что бы это слово ни значило.
Но почему Полуликий не выбрал себе имя сам, когда стал взрослым, а предпочел унизительное прозвище? Фантазия Питера работала на полную катушку, перебирая варианты имен... и вдруг он заметил, что Полуликий как будто приблизился, оставаясь при этом неподвижным. Словно бы морфо-кресло потихоньку подтаскивало его к Питеру.
Он пригляделся получше и убедился, что так и есть. Шарообразное кресло не только приблизилось — оно развернулось, двигаясь буквально по миллиметру, и теперь спокойное, сосредоточенное лицо Полуликого было видно гораздо отчетливее.
Питер подивился такому странному своеволию мебели... и тут внезапно понял, что ему надо удовлетворить некую потребность.
Точнее, не так уж внезапно, потребность уже несколько раз заявляла о себе, да Питеру было не до нее. И вот теперь вопрос о ее удовлетворении встал, что называется, в полный рост.
— Иди спать, — внезапно произнес Полуликий, не отрываясь от своей пластины, — восемнадцать часов на ногах.
Питер чуть не вскочил, но вовремя понял, что реплика предназначалась не ему.
Инза зевнула и поднялась.
— Тоже верно. Ты же тут справишься?.. Не смотри на меня так, я просто спросила! Все, ушла.
Легкие шаги, тихий шорох открывшейся и закрывшейся двери — и все стихло. Полуликий переменил позу и, покачивая ногой в узком черном сапоге, продолжил изучать пластину, словно нашел в ней что-то необыкновенно интересное.
Питер взмок.
Он понял, что крупно сглупил. Надо было «проснуться» до ухода Инзы, с которой, как ему показалось, у них сложились вполне приятельские отношения.
А теперь вот что? Сказать этому необыкновенному существу, которое, небось, и по нужде-то не ходит, куда ему надо... кроме того обстановка однозначно намекала — даже не рассчитывай на что-то простое типа выгребной ямы.
Но деваться некуда, прижимало все сильнее, и Питер начал с того, что слегка откашлялся.
Полуликий быстро провел ладонью над креслом, оно слегка развернулось. Питер открыл глаза, старательно изображая пробуждение... и уперся взглядом в тонкий светлый профиль, с которого на него смотрел единственный синий глаз.
И, утопая в этой бездонной синеве и содрогаясь от мысли, что это будет их первый настоящий разговор, Питер хрипло произнес:
— Мне нужно... кое-куда.
— Куда? — переспросил Полуликий, хмуря темно-золотые брови.
«Что ж ты такой красивый и такой недогадливый?!» — Питер чуть не ляпнул это вслух и вновь покрылся испариной.
— Ну... туда. — Он поерзал в кресле и кивнул в сторону коридора, но тут же понял, что комната Полуликого в той же стороне. Хотя, если именно там расположен дозарезу нужный ему объект, выхода как будто и не было...
Несколько секунд они играли в гляделки — Полуликий одним глазом, Питер двумя.
— А! — наконец произнес Полуликий и, к изумлению Питера, покраснел, как девчонка. Сначала заалела нежная мочка уха, с нее румянец перекинулся на высокую скулу. Полуликий резко отвернулся и взмахнул рукой — ремешки на запястьях и лодыжках Питера расслабились сами собой и упали на пол.
— Идем.
Питер вскочил и посеменил за ним. До катастрофы реально оставалось всего-ничего.
К огромному его облегчению, они прошли мимо жилых комнат — за ними обнаружилась еще парочка неприметных дверей. Ближайшая к ним со свистом скользнула в сторону, за ней вспыхнул мягкий голубоватый свет.
Тут Всемогущий поистине явил Питеру свою благосклонность.
Во-первых, Полуликий успел отступить в сторону, и не пришлось отпихивать его с дороги. Вышло бы неловко, но, увы, Питер находился не в том состоянии, чтобы разводить церемонии.
А во-вторых, представший его взору предмет не оставлял сомнений в том, как его использовать... ну почти.
Через несколько минут Питер более-менее пришел в себя, привел одежду в порядок и в задумчивости замер над таинственным предметом. Помахал над ним руками для пробы, но не добился никакой реакции. Провести бы парочку экспериментов, но за дверью ждал Полуликий, да и не хватало еще сломать жизненно важный агрегат. Питер со вздохом коснулся двери — она тут же открылась.
Румянец на лице Полуликого уже слегка побледнел. Он ловко просочился в комнатку и провел ладонью над громоздким белым предметом, который спас Питера от наихудшего позора в его жизни. Предмет издал тихий свист, и в воздухе разлился приятный цветочный аромат.
Полуликий развернулся и указал на небольшую щель в белой стене.
— Положи сюда руки.
— Зачем? — с подозрением спросил Питер.
— Они грязные.
— Но там никакой воды нет.
Полуликий вздохнул и вдруг схватил Питера за запястье и сунул его руку в щель с силой, удивительной для такого худощавого человека.
— Эй! — возмутился Питер, ошеломленный подобным нахальством.
Снова раздался слабый свист, и Полуликий разжал пальцы. Питер отдернул руку и с изумлением на нее уставился. Грязь, которую он притащил аж из долины гейзеров, исчезла не только с ладони и пальцев, но даже из-под ногтей!
Собственно, такой чистой его рука была, наверное, разве что при рождении. Питер постоянно возился либо в огороде, либо в мастерской со своими изобретениями, и въевшуюся черноту никакое мыло не брало.
— Ух ты, здорово! — он уже без всякого принуждения сунул в щель вторую руку, полюбовался результатом и спросил: — Как это работает?
Задал вопрос машинально, как делал всегда, сталкиваясь с чем-то непонятным, и даже не ждал, что ему ответят.
— Частицы расщепляются с помощью лучей определенного спектра и звука высокой частоты... — Полуликий покосился на Питера — тот смотрел на него округлившимися глазами — и поправился: — Кожу очищают свет и звук.
— Невероятно! — поразился Питер. — И воду таскать не надо!
Полуликий лишь дернул плечами и вышел. Вернувшись в центральный зал, он уселся на прежнее место и снова взял прозрачную пластину. На ней, как и на стене, сменялись какие-то картинки, но, чтобы их разглядеть, пришлось бы низко склониться над плечом Полуликого, и что-то удерживало Питера от подобной фамильярности.
Он размял затекшие запястья, несколько раз прошелся по залу взад-вперед, наслаждаясь свободой. Стена стала темно-серой, а лес и долина гейзеров прорисовывались на ней темно-фиолетовыми и лиловыми полосами.
Питер приблизился к ней вплотную, пытаясь понять, как работают эти удивительные живые картины, и тут Полуликий снова заговорил:
— Ничего не трогай, или я опять тебя свяжу.
— Я не трогал! — возмутился Питер. — Просто интересно, как это сделано.
— Тебе это знать ни к чему, — холодно возразил Полуликий, продолжая изучать пластину.
Питер внезапно почувствовал злость, и восхищение загадочным, прекрасным существом, спасшим ему жизнь, на миг отодвинулось на второй план.
— Вот как? Потому, что я дикарь? — язвительно осведомился он, глядя на Полуликого в упор.
Тот покосился на Питера, по-прежнему упрямо не поворачивая лица, и в синем взгляде промелькнуло что-то похожее на смущение.
— Можешь не извиняться, я знаю, что ты думаешь. И Инза тоже, — Питер чувствовал, что говорит лишнее, но остановиться не мог, — и вы правы — у нас там, за Барьером, нет разноцветных стен, блестящих летающих штук и сортиров, пахнущих одуванчиками...
«Какими одуванчиками? Что я несу?!»
— Но знаешь, что у нас точно есть? Взаимовыручка. Мы все держимся друг за друга, никто и никогда не бросил бы человека из-за такой ерунды, как наружность. В нашей деревне есть парень, страшный, как Прислужник Темного, он вообще почти ничего не понимает и не разговаривает, так все ему помогают, стараются к делу приставить. Да окажись ты у нас...
Тут Питер оборвал себя, осознав, что теперь уж точно зашел слишком далеко.
Полуликий слушал эту пламенную речь, не проронив ни слова, только все сильнее отворачивался, и теперь Питер видел лишь его затылок с аккуратным пучком золотых волос и горящие уши.
Пучок, кстати, был толщиной с запястье, по контрасту с ним стройная шея Полуликого казалась еще изящнее. Золотая прядь стекала по ней на прямые плечи и устремлялась дальше, на спину, словно светлый ручей.
Тут Питеру стало совестно. Он вдруг осознал, что ведет себя не лучше раскосого здоровяка, который вломился сюда и унизил Полуликого, и поспешно произнес:
— Слушай, извини. Я ничего такого не хотел, просто...
Ситуация стремительно шла вразнос, и одному Всемогущему известно, чем закончилась бы, но тут раздался негромкий, мелодичный звук.
Полуликий вскочил, словно его обожгло, и неожиданно с силой толкнул Питера ладонью в грудь. Тот даже не успел отреагировать — полетел спиной вперед и приземлился в «объятия» морфо-кресла. Полуликий щелкнул пальцами, кресло метнулось к открывшейся в стене нише и скользнуло в нее, утащив с собой Питера. Тот едва успел пригнуть голову, дверца встала на место, и наступила кромешная тьма.
Тут он вспомнил о «камере для кресел», упоминавшейся в беседе совсем недавно, и понял, где оказался.
«Интересный способ уйти от неприятной темы», — подумал он с досадой. Камера была так мала, что Питер даже не мог встать, приходилось сидеть, погрузившись в морфо-кресло, и держать голову пониже.
Внезапно до него донесся голос Полуликого, и сразу стало ясно, что тот думал вовсе не о том, как бы прервать неловкий разговор:
— Сто пятьдесят третий приветствует Главную.
— С нами связался сто пятьдесят второй, — голос казался безликим и неживым, не поймешь даже, мужчина говорит или женщина, — в вашем секторе зафиксирован сильный всплеск, как будто кто-то преодолел Барьер.
— Животные. Погибли при ударе. Мы проверили, людей там не было.
— Да хоть бы и были, — с явным неудовольствием перебил голос, — главное, чтобы они оставались по ту сторону Барьера, и живые, и мертвые.
У Питера похолодело внутри... и не только от страха.
Он вдруг ощутил непонятный дискомфорт, усиливавшийся с каждой секундой. Полуликий что-то еще говорил, Питер уже не мог разобрать. Хотел крикнуть, но горло сдавило судорогой, и все тело как будто сдавливало, вминало в злополучное кресло все сильнее и сильнее. Бело-голубая вспышка резанула по глазам, и Питер второй раз за этот суматошный день потерял сознание.